Втянув всей грудью живительный воздух Тоуэка, я медленно промолвил:

– Это было такое соблазнительное решение всех проблем… Если уменьшить человека в сотню раз, его потребности снизятся в кубе. За всю свою жизнь он израсходует сто граммов пищи, столько же воды и еще меньше других ресурсов, металла, дерева, стекла, энергии… К тому же в процессе перехода от макроцивилизации к миниатюрной можно создать запасы сырья, которые будут для крошек огромными, выстроить подземные убежища с замкнутым экоциклом и поселить в них массу народа, а потом изолировать всех от Поверхности. Можно сделать кое-что еще – например, пустить легенду, что люди всегда были ростом в два сантиметра и жили под землей, что там их естественная среда обитания. Сменятся несколько поколений, и все поверят этому, забудут о солнце, о звездных небесах, горах, долинах, реках, океане… Им будет казаться, что они исконные жители пещер, вечные троглодиты, слишком крохотные и слабые, чтобы жить в том, настоящем мире.

Лусия возмущенно фыркнула.

– Но это… это унизительно!

– Да, унизительно, – подтвердил я. – И потому то время называют Эрой Унижения. Она длилась около тысячи лет и нанесла не меньше ущерба, чем разрушительные войны. Планетный биоценоз, конечно, не пострадал, а люди-крошки даже расплодились, но наша культура лежала в руинах. Тысячи городов, тысячи древних музеев, храмы, дворцы, картины, книги, статуи, имена художников, поэтов и ученых, деяния властителей и полководцев… Если бы не ПТ-переход и возможность погрузиться в прошлое, мы имели бы сейчас лишь осколки своей истории.

– А как… – начала Лена, но Октавия плавно повела рукой:

– Достаточно на сегодня. У вас есть и другие занятия. Сейчас мы что-нибудь съедим, и вы отправитесь к Йоди-до или Аль-Пиру.

С этими словами моя фея-тоуэка поднялась и шагнула к живой беседке, сплетенной ветвями трех деревьев гиму. Не успела она скрыться в густой листве, как девчонки снова принялись переглядываться и подталкивать друг друга. На их полудетских личиках явно читался вопрос, и, чтобы понять его, я не нуждался в своем ментальном даре.

Наконец Лена сказала:

– Правда, Тави чудная? Красивая, умная, добрая… Повезло, что у нас такая Наставница.

– В этом нет сомнений, – согласился я.

– Ты давно ее знаешь?

– Ровно тридцать лет и три года.

– Наверно, не только ее, – поддержала разговор Лусия. – Если ты ее друг, то часто бываешь на Тоуэке, да? И ты знаком с другими взрослыми, с мужчинами и женщинами, и с их обычаями?

– Знаком, – подтвердил я, улыбаясь их наивной хитрости. – Но обычаи Тоуэка не слишком отличны от земных. В них нет ничего странного.

– Как же нет! – возразила Лусия. – Ведь говорят… – она оглянулась на беседку и понизила голос, – говорят, что женщины Тоуэка волшебницы и лучше их нет во всей Вселенной! Это правда?

Они глядели на меня в четыре глаза, пара карих, пара серых. Их первая мутация еще не миновала, но они хотели знать о том, о чем мечтают все девчонки. Загадка женского очарования… секрет, дарующий любовь… тайна, что привлекает мужчин…

– Думаю, вы бываете на Тоуэке не реже меня и у вас есть тут подружки, – заметил я. – Спросите у них.

– Ну-у, – протянула Лена, – они наговорят… Они такого наболтают…

Внезапно мои маленькие собеседницы заговорили наперегонки, перебивая друг дружку:

– Правда, что тоуэки могут изменять свой облик?

– Правда, что они привораживают мужчин?

– Правда, что они не делают ошибок в выборе? Что друг у них один на тысячу лет?

– Даже не на тысячу, а на всю жизнь?

– И они никогда не сердятся, верно? Они всегда такие ласковые, такие нежные…

Лусия сделала огромные глаза:

– Правда, что лучше их нет? И если у мужчины возлюбленная-тоуэка, то он… он не захочет потом ни с одной девушкой… – Щеки ее заалели. – Ну, ты понимаешь… Не захочет или даже не сможет… Правда?

Правды во всем этом было ровно половина, но какая именно, я решил умолчать. Тайны нельзя раскрывать с поспешностью, а наиболее интимные из них лучше постигнуть на собственном опыте. И потому я сказал:

– Через несколько лет, через каких-то три-четыре года, вы расцветете и станете прекрасными, как феи-тоуэки, и все узнаете сами. А я… что я могу вам сказать? Что для меня нет лучше Тави? Это так, но я пристрастен. Причина вам ясна?

– Ты ее любишь, – сказала Лусия, качая русой головкой.

– Любишь, – эхом откликнулась Лена.

Нас позвали в беседку, к столу с фруктами, печеньем и молоком, а после девочки убежали по выложенной мозаикой дорожке, споря на ходу, куда они отправятся: к местному художнику Йоди-до на урок рисования или на Альгейстен, к математику Аль-Пиру.

Я сидел, жевал какой-то фрукт, похожий на большую, с кулак, сливу, глядел на Тави и впитывал очарование Тоуэка. Этот мир в Облаке Ниагинги, по другую сторону галактической спирали, нашли шесть тысяч лет тому назад. Его обнаружил Гэсер, капитан Вояжеров, осмотрел с орбиты и, восхитившись, назвал Нежданным Браслетом. Нежданным, ибо он не надеялся когда-либо увидеть столь прекрасную планету, ну а Браслет был связан с географией: материк Тоуэка обнимает его по экватору и в самом деле похож на пестрый браслет в бирюзовой голубизне океана. Откуда пришло название «Тоуэк», неясно; есть легенда, что это имя первого мужчины, познавшего тот необычный дар любви, которым планета одарила женщин.

Могущественный дар! Наверное, поэтому я стал забывать Небем-васт, как забыл других своих женщин из мниможизни, ливиек, кушиток и египтянок, как забыл Кору и первых своих девушек, Элину и Гюльнару. Не то чтобы совсем забыл, но спрятал далеко в тайные ларцы памяти, куда не проникнешь без ключика-поводыря… Недаром же Тави, как и сам я, начала изменяться, расставаясь с отзвуками ментального эха; кожа ее уже не казалась такой смуглой, личико округлилось, глаза отливали прежней зеленью. Причина происходящих с Тави изменений была ей, разумеется, ясна, но об этом она не промолвила ни слова. Ее торжество читалось лишь в легком наклоне головы, блеске глаз и едва заметном изгибе губ. Все тоуэки таковы – не спорят, не упрекают, не ревнуют, но любят так, что покинуть их нельзя. Трудно сказать, с чем это связано – быть может, правда, что они не делают ошибок в выборе?

Тави села ко мне на колени. Беседка из ветвей гиму, казалось бы прочно стоявшая на земле, вдруг приподнялась и начала бесшумно и мягко раскачиваться, словно плот среди невысоких, набегающих на берег волн. Вверх-вниз, вверх-вниз, и снова вверх и вниз… Соразмеряя речь с этими плавными колебаниями, я стал рассказывать Тави о Саймоне, явившемся из бездн Воронки, о проводах Риты и тоске Егора, о рыжеволосом Принце из Койна Супериоров и странном беспокойстве Гинаха. Она слушала так, как умела слушать лишь она одна – не перебивая, не прижимаясь ко мне слишком тесно, заглядывая искоса в лицо.