Агафья тоже изменилась: черты лица заострились, нос вытянулся наподобие вороньего клюва, а ногти превратились в птичьи когти. И эти когтистые руки-лапы сумели-таки продырявить невидимую защиту Чинтамани.

Ведьме оставалось до камня два вершка, не более…

И в этот момент я понял, что должен делать. Отложил пистолет и вытащил из кармана золотой «Брегет» – фамильные часы, которые в нашей семье передавались от отца к сыну. Ведьме я не соврал – был сиротой и воспитывался в приюте, а часы получил на совершеннолетие, как будто кто-то следил за мной и приготовил подарок…

Впрочем, сейчас не об этом.

Я достал часы, с удивлением обнаружил, что вместо золота их покрывает серая муть, словно перекочевавшая на «луковицу» из вылечившегося кристалла, и с громким щелчком откинул крышку…

В избе снова произошли перемены. В ней сделалось светло, вернулся уют и порядок, а невидимая стенка вокруг Чинтамани стала видимой, засверкавшей, как солнце.

Агафья отдернула руки, обжегшись, сделала пару шагов назад и с ненавистью взглянула на меня:

– Ты… наврал мне! Ты знаешь о своем даре! Ты сделал так, что твой оберег впитал мои чары, но не стал после этого моим. Он передал все накопленное твоему второму талисману!

– Намекаешь, что часы теперь твои? – Я захлопнул крышку. – И думать забудь.

Я обогнул стол, подошел к Чинтамани и спокойно его забрал, словно Камень не висел непонятным образом в воздухе, да еще в окружении огненной сферы, а лежал на полке. С издевательской медлительностью положил его в правый карман, часы – в левый, а «маузер» вернул в кобуру.

Я видел, что Агафья признала поражение, и вел себя как победитель.

– Насчет порчи – все в силе, – уже в дверях бросил я Агафье. – Не снимешь – накажу.

И вразвалочку вышел.

И вразвалочку дошел до ворот.

А когда очутился на улице, припустил с такой прытью, что не заметил, как впереди проступили очертания Мошково…

* * *

Новосибирск, наши дни.

– Не могу поверить, что ты это сделаешь, – рассмеялась Роксана. – Что ты наконец расскажешь, для чего притащил меня в Сибирь.

– А я не могу поверить, что ты вытерпела так долго, – не остался в долгу Дамир. – Насколько я знаю, ты никогда не соглашалась на контракты вслепую.

– Видишь, как я тебе доверяю?

– Мне или моему деловому чутью?

– Дамир… – Ведьма подошла к сидящему в кресле шасу, наклонилась и нежно провела рукой по его щеке. – Неужели ты до сих пор подозреваешь, что я и Пифуций…

– Нет, – подумав, ответил шас. – Больше не подозреваю.

– И правильно делаешь. – Она поцеловала друга в щеку, вернулась на диван, расположилась так, чтобы ее ножки предстали перед собеседником в выгодном ракурсе, и улыбнулась: – Я вся внимание.

– Не сомневаюсь… – Дамир заставил себя не обращать внимания на ножки подруги, сделал маленький глоток коньяка и неспешно начал: – Некоторое время назад я был по делам в Нью-Йорке, и меня попросил о встрече Рэнди Паркер, известный американский антиквар, специализирующийся на старинных документах, дневниках…

– И прочих книгах, – закончила за него ведьма, желая дать понять, что уловила профессию американца.

Как выяснилось, она поторопилась.

– Нет, – качнул головой шас. – Рэнди интересуют исключительно документы. Пару лет назад я нанимал его для поиска кое-каких английских карт XVI века, неплохо заплатил, и он запомнил.

– Челы падки на золото, – хмыкнула Роксана.

– Ага, – со знанием дела подтвердил Хамзи. – К тому же я его не кинул, даже добавил небольшую премию за скорость…

– Представляю, как ты мучился.

– Ну… немного. – Расставаться с деньгами шасы категорически не любили, но понимали, что не только деньги способны делать деньги, но и хорошая репутация. – Рэнди меня запомнил, и когда у него появился интересный документ, обратился…

– Что за документ?

– Неопубликованный отчет за 1926 год некоего Луиса Хорша, бизнесмена.

– Отчет в налоговую? – хихикнула фата.

– Отчет об экспедиции Рериха.

– Того самого? Который путешественник и художник?

– Того самого, который мечтал отыскать путь в Шамбалу. – Дамир увидел, что упоминание известного чела заставило Роксану отбросить шутливый тон, и удовлетворенно усмехнулся: – Когда мы расставались, я намекнул Рэнди, что может меня заинтересовать, упомянул фамилию Рерих, и моя ставка сыграла.

– Кому Луис писал отчет?

– Не знаю, адресат на документе не указан…

– Почему он его не отправил?

– Потому что… Потому что понял – в этой экспедиции он столкнулся с чем-то по-настоящему необыкновенным и не рискнул делать историю достоянием гласности. Или спецслужбы запретили… Без этого отчета Рерих выглядел милым, чуточку наивным идеалистом, ищущим то, чего нет. А с ним…

– Что же это за отчет?

– Подробности путешествия на Алтай в августе 1926 года, – веско ответил шас, отставляя бокал с коньяком. – О так называемой «странной» экспедиции Рериха, которая прервалась, едва начавшись. О ней никто не распространялся… До этого отчета.

– Никто?

– Некому было, – не совсем понятно ответил Хамзи. – Поначалу все было в норме, они шли по Чуйскому тракту, и вдруг… оказываются в Ново-Сибирске. Грузятся на поезд.

– И что? – Роксана пока не видела в истории ничего интересного.

– Официально считается, что Рерих сотоварищи вернулись аэропланом, но кто за ними летал, а главное: зачем летал, почему вернул обратно? На эти вопросы ответов нет.

– А теперь появились?

– Теперь – да. Луис Хорш написал, что он, Рерих, один из проводников и некий лама были вынуждены бежать с Алтая, чтобы не стать жертвами ужасных четырехруких гигантов…

– Хванов, что ли? – хмыкнула ведьма.

– Похоже.

– Разве они гиганты?

– У страха глаза велики.

– Да, и у Хорша, видимо, тоже… И что дальше? Они бежали на аэроплане?

– Нет, ушли секретной тропой, которая в считаные секунды вывела Хорша, Рериха и Якова в Ново-Сибирск.

– Яков – колдун?

– Нет, колдуном, судя по всему, был лама Церинг, который прибился к экспедиции незадолго до их бегства. И из-за него же на Рериха ополчились четырехрукие гиганты.

– Хватит называть хванов гигантами.

– Хорошо, больше не буду, – кивнул шас. – Начитался человского отчета и увлекся.

Но Роксана не особенно слушала его ответ.

– Давай рассуждать логически…