— про Контроль неплохо знают, например, те, кто с Контролем борется. Официальная знает. Транспортники. То есть знание о Контроле — отнюдь не индульгенция, наоборот, это повод насторожиться, как минимум.

— И уж точно не повод помогать, — закончил за него Скрипач. — Признаваться придется поэтапно, по всей видимости. И далеко не во всём.

— И ответной откровенности ждать не стоит, — покивал Ит. — Хорошо, что потеплело, может быть, и сами что-то найдем. Имеющее отношение к делу.

* * *

Дни становились длиннее, воздух теплел, и в лес они стали выходить чаще, причем вчетвером — Лийге требовалась помощь Рифата, они собирали множество видов каких-то травок, причем собирать эти травки требовалось в определенные временные периоды, во время цветения. Пропустишь время — лишишься нужного компонента.

— Учитесь и запоминайте, — говорила Лийга перед каждым выходом. — В жизни пригодится.

— И не только для того, чтобы приправы делать. Эти травы пойдут на сборы, — добавлял Рифат. — Но это Лийга пусть расскажет, она лучше знает.

Часть трав, к удивлению Ита и Скрипача, была знакома — когда они учились медицине, Фэб вел курс по начальному, первому уровню белых миров, и да, эти травы в курсе по лекарственным растениям были. Но… Например, Ит отлично помнил и вид, и описание «корпу», растения, входящего в отхаркивающий сбор, но у «корпу» из курса цветки были розовыми, а здесь оказались темно-синими. Или — «габеус». Он был желтый, а здесь — он стал оранжевым. Интересно, спросил как-то Скрипач, а гицера лиловая тоже для чего-то годится? Лиловая? Лийга удивилась его вопросу. Гицера не бывает лиловая. Она белая, это её отличительный признак. И она — химера, у неё и цветки белые, и листья зелено-белые. Что-то ты выдумываешь, Скиа, это надо же, лиловая гицера…

Погода наладилась, дожди прошли, травы поднялись, и Лийга слегка умерила пыл — теперь, по прошествии десяти дней, она уводила по утрам свою маленькую команду в лес всё дальше, потому что нужные ей растения следовало искать не по опушкам, а среди лиственниц, на склонах пологих холмов, у больших камней.

— Брать будем понемногу, главное, чтобы вовремя, — предупредила она однажды утром. — Идти далеко. Ит, ты вот чего, если отстанешь, по следам догнать сумеешь?

— Постараюсь, — ответил Ит. — Покричу, если что, позову.

— Громко только не ори, — предостерегла Лийга. — Если что, услышим.

— Хорошо, не буду громко, — согласился Ит. — Договорились.

— Вот и молодец, — заранее похвалила Лийга.

* * *

Шли в этот раз следующим порядком — первой парой были Лийга и Скрипач, которые о чем-то оживленно болтали, а второй Рифат и Ит, которые шли медленнее, и молчали. Ит заметил, что Рифат постепенно сбавляет шаг, отстает. Затем Рифат и вовсе остановился, с минуту постоял, глядя на лес, а потом свернул с тропы на прогалину между деревьями — Ит, шедший за ним следом, окликнул его, но Рифат даже не обернулся. Странная это была прогалина, словно ножом прорезанная в роще, растущей на склоне — клин разнотравья, рассекающий собой массив лиственницы. Ит присмотрелся, и удивился ещё больше: с правой стороны прогалины, у деревьев, он заметил шест, высокий, из прямой длинной ветви, выбеленной ветром и дождями, торчащий из травы, и висящий на этом шесте, на самой его верхушке — такой же белый, старый, и выцветший череп ацхи. Большой ацхи, судя по размеру. Ит прикинул — самец, здоровенный, крупнее лося, а сам череп — зимний, безрогий. Ацха на зиму рога скидывает, а весной и летом рога уже есть, но маленькие. Рифат окинул шест коротким, словно бы оценивающим, взглядом, и скрылся между лиственницами.

Ит кое-как нагнал Лийгу и Скрипача, которые, к счастью, замедлились, увлеченные разговором, и спросил:

— Куда он пошел?

— Кто? — сделала вид, что не поняла, Лийга. — Куда пошел?

— Рифат. В лес пошел. Где череп какой-то на палке, там, где просека. Он обратно вернется?

— Рифат? А, да, пошёл. Надо. У него там… все, — Лийга коротко глянула на Ита. — Проведать пошел. Идёмте, он нас догонит.

— Все? Какие все? — спросил Ит.

— Не твоё дело, — отрезала привычно Лийга.

* * *

— Рыжий, понимаешь, что там? — спросил Ит на следующий день. В этот раз в лес они не пошли, Лийга занималась переработкой трав, а Рифат, по его словам, отправился к реке, посмотреть, не спала ли вода, и не открылся ли, наконец, брод.

— Догадываюсь, — вздохнул Скрипач. — Могилы?

— Да, могилы, — кивнул Ит. — Знаешь, сколько?

— И сколько? — Скрипач нахмурился.

— До хрена, — Ит покачал головой.

— А точнее?

— Двенадцать штук. Когда вы пошли домой, а я отстал… — Ит покосился на дом, но Лийга, судя по звукам, доносившимся изнутри, выходить не собиралась, она что-то толкла в большой каменной ступке. — Я сумел прогуляться туда. Чуть последнюю ногу не сломал, там камни. Так вот, двенадцать могил, обозначены они весьма условно. Если бы я случайно не нашел первый камень, я бы ни за что не понял, как их искать. Камни есть, они подписаны, но по боковинам, и на уровне земли. То есть могилы спрятаны вот таким образом.

— Так…

— Рыжий, это кошмар. Одна могила мужская, — начал Ит.

— Его второй, другой Сэфес? — спросил Скрипач.

— Нет. Его отец, там так и написано. Двое халвквин, три женщины… и шестеро детей, от года до двенадцати лет, — Ит опустил голову на руки. — Рыжий, он никакой не Сэфес, Рифат. Мы ошиблись. Там его семья. Именно его семья.

— Но Лийга… — начал было Скрипач, однако Ит его тут же перебил:

— Она туда не ходит. А вот он там бывает. Не сказать, что часто, но бывает. И если учесть эти камни, и это место, то структура его личности складывается полностью. Это он потерял на том берегу всех, кто у него был. Это его дом, точнее, то, что от дома осталось. Он в депрессии, глубочайшей, очень старой, и болезнь его изменила, целиком и полностью. То, как он живет…

— Стоп, — Скрипач поднял руку. — Погоди. Это один шаг до суицида, ты же понимаешь. Ты Фэба помнишь, в самом начале? Он тоже всех потерял, и Гиру, и экипаж. Что он сделал? Засел в доме, и перестал есть. Ходил молиться, пил водичку. И угасал. И угас бы, если бы не…

— Если бы не мы, — покивал Ит. — Да, верно, всё так и есть. Мы его удержали тогда. От смерти. А Рифата, судя по всему, удерживает Лийга. Потому что, прости, это напрашивается. Тут больше никого нет.

— Он ей служит, если ты не заметил, — подсказал Скрипач. Ит согласно кивнул. — Отдает всё, оставляя себе только то, что ему позволяет не сдохнуть с голода. Помогает с работой. С домом. С обжигом. Да вообще со всем подряд.

— Лийга женщина, — напомнил Ит. — Не знаю. Может быть, она последняя оставшаяся из семьи? Жена кого-то из