лишь двойные линии рельсов и осмотрительность машинистов. Подобные «чудесные спасения» начали в последнее время происходить все чаще, при этом шансы на то, что очередная встреча снова пройдет без аварии, очевидно, уменьшались с каждым днем.

Пришелец из роли преследуемого перешел в активную фазу, его, словно магнитом, притягивало все, что было регулярным и устоявшимся, он начал впрямую угрожать

- 112 -

разрушением привычного хода событий. В любой момент история могла завершиться трагически.

Вот и начальник Горской станции в течение последнего месяца жил поистине невыносимой жизнью. В постоянном страхе перед нежеланным визитом он караулил почти без перерыва, ни днем ни ночью не покидая своего поста, который ему доверили менее года назад в доказательство признания «его энергии и необычайной активности». А пост его был важным, поскольку на станции в Горске пересекались две главные железнодорожные линии и сосредотачивалось движение со всей страны.

Сейчас же, особенно с учетом небывалого наплыва пассажиров, работа в подобной напряженной ситуации была крайне обременительной.

Медленно наступал вечер. Вспыхнули огни электрических ламп, задвигались мощные лучи прожекторов. В зеленых огнях стрелок рельсы лоснились мрачным металлическим блеском, извиваясь холодными лентами железных змей. Кое-где в полумраке замелькали тусклые фонарики кондукторов, блеснул сигнал обходчика. Вдали, где-то за вокзалом, там, где уже гасли изумрудные глаза фонарей, чертил свои ночные знаки станционный семафор.

Вот он покачнулся, отклонившись от горизонтали, наклонился под углом в сорок пять градусов и замер в диагональном положении: приближался пассажирский из Бжеска.

Уже было слышно задыхающееся сопение локомотива, размеренный грохот колес, уже были видны светло-желтые фары на передке. Он въехал на станцию...

Из приоткрытых окон высовываются золотистые детские кудри, любопытные женские лица, приветственно развеваются платки...

Толка ожидающих на перроне стремительно движется к вагонам, с обеих сторон протягиваются руки, стремясь встретиться...

Что это за шум там, справа? Пронзительный визг свистков разрывает воздух. Начальник станции кричит что-то охрипшим диким голосом:

- 113 -

— Прочь! Отойдите, убегайте! Пустить контрпар! Назад! Назад!.. Беда!

Плотная толпа резко напирает на легкую балюстраду и ломает ее... Перепуганные глаза инстинктивно поворачиваются направо, туда, где засуетились вокзальные служащие, и видят спазматические, бесцельные колебания фонариков, силящихся остановить какой-то поезд, который на всех парах движется с противоположной стороны по пути, на котором уже стоит пассажирский из Бжеска. Вихри свистков перекрывают отчаянные воззвания рупоров и адский рев людей. Напрасно. Нежданный поезд приближается с головокружительной скоростью; гигантские зеленые бельма паровоза разрезают тьму упырьим взглядом, мощные шатуны двигаются с фантастической, бешеной скоростью...

Из тысяч грудей вырываются ужасный крик наполненный тревогой и безграничной паникой:

— Это он! Сумасшедший поезд! Безумец! На землю! Спасите! На землю! Погибаем! Спасите! Погибаем!

Какая-то гигантская серая масса пролетает над скоплением тел, пепельная мглистая масса со сквозными вырезами окон — слышен вихрь сатанинского сквозняка, веющего из этих раскрытых дыр, слышно лопотание бешено развевающихся жалюзи, видны призрачные личины пассажиров...

И тут происходит что-то странное. Безумный поезд вместо того, чтобы вдребезги сокрушить настигнутого товарища, проходит сквозь него, как туман: через мгновение уже можно видеть, как проскальзывают друг сквозь друга передние части поездов, как беззвучно трутся одна о другую стены вагонов, проникают сквозь себя в парадоксальном осмосе шестерни и оси колес — еще секунда, и пришелец, с молниеносностью фурии пролетевший сквозь прочный организм поезда, исчезает и развеивается на другой стороне, где-то в поле. Все стихло...

На пути перед станцией мирно стоит неповрежденный пассажирский из Бжеска. Вокруг безграничная, бездонная тишина. Только с полей, там, вдалеке, доносится тихое стрекотание кузнечиков, только по проводам, там, вверху, плывет ворчливое бормотание телеграфа...

- 114 -

Люди на перроне, вокзальные служащие и чиновники протирают глаза, будто только что очнулись ото сна, и недоуменно переглядываются между собой.

Было то на самом деле или это какой-то злой призрак?

Медленно все взгляды, ведомые общим порывом, сосредотачиваются на поезде из Бжеска. Он стоит, весь глухой и молчаливый. Только зажженные в купе лампы тлеют ровным, спокойным светом, только в открытых окнах легкий ветерок играет занавесками...

В вагонах мертвая тишина, никто не высаживается, никто не выглядывает изнутри. Сквозь освещенные прямоугольники окон видны пассажиры: мужчины, женщины и дети; все целы и невредимы — никто не получил ни малейшей травмы или контузии. Однако состояние их удивительно загадочное...

Все застыли стоя, обернувшись лицами в направлении, где исчез призрачный поезд; какая-то чудовищная сила заставила этих людей замереть в одной позе и держит их в немом остолбенении; какой-то мощный ток пронзил это скопление душ и поляризовал их на один лад. Вытянутые руки указывают на какую-то неизвестную цель, очевидно, далекую — подавшиеся вперед тела, наклонившиеся торсы стремятся в головокружительную даль, в какую-то далекую мглистую страну — а глаза... остекленевшие, одержимые тревогой и... восторгом, тонут в пространстве без границ...

Так стоят и молчат; не дрогнет мускул, не моргнет веко. Так стоят и молчат...

Ибо пронеслось сквозь них престранное веяние, ибо коснулось их великое озарение, ибо эти люди были уже обезумевшие...

Вдруг загремели звуки мощные и знакомые, окутанные повседневной безмятежностью — удары, упругие как сердце, которое колотится в здоровой груди, — размеренные, привычные звуки, с давних пор возвещавшие одно и то же:

— Бим-бам... — и пауза. — Бим-бам... бим-бам...

Сигналы продолжались...

СИГНАЛЫ

Нa товарной станции, в старом, давно вышедшем из строя почтовом вагоне, собрались, как всегда, поболтать, несколько свободных от службы железнодорожников. Были три начальника поездов, старший контролер Тршпень и заместитель начальника станции Хашчиц.

Поскольку октябрьская ночь была довольно холодной, то разожгли огонь в железной печке, труба которой была выведена в отверстие на крыше. Этой удачной идеей общество было обязано сообразительности начальника станции Сьвиты, который самолично притащил изъеденный ржавчиной обогреватель, выброшенный из какого-то зала ожидания, и отлично приспособил его к новым условиям. Четыре деревянные, обтянутые драной клеенкой лавки и садовый стол с тремя ногами и широкой, как щит, столешницей дополняли внутреннюю обстановку. Фонарь, подвешенный на крюке над головами сидящих, рассеивал по лицам тусклый, полусумрачный свет.

Так выглядело «железнодорожное казино» работников станции Пшеленч, уютное пристанище бездомных холостяков, тихая, уединенная пристань для сменившихся со службы кондукторов.

Здесь в свободное время собирались утомленные ездой бывалые, старые, поседевшие «железнодорожные волки», чтобы отдохнуть после закончившейся смены и поболтать с коллегами по профессии. Здесь, в дыму кондукторских

- 116 -

трубок, в чаде папирос, за жеванием табака бродили отголоски бесчисленных рассказов о приключениях и всевозможные анекдоты, свивалась нить железнодорожной судьбы.

Вот и сегодня посиделки были шумными и