оживленными — собрались лучшие представители избранного общества, сплошь станционные «сливки». Тршпень только что рассказал интересный эпизод из собственной жизни, настолько завладев вниманием слушателей, что те забыли добавить огоньку в догорающие трубки и теперь держали их в зубах, потухшие и холодные, как кратеры уснувшего вулкана.

В вагоне повисла тишина. Через смоченное каплями дождя окно были видны мокрые крыши вагонов, лоснящиеся под светом прожекторов как стальные панцири. Время от времени мелькал фонарь смотрителя, мигал голубой сигнал маневрового локомотива; время от времени темноту разрывал зеленый отблеск фонаря стрелки, звучал пронзительный крик дрезины. Издали, из-за черной стены дремлющих вагонов доносился приглушенный шум главного вокзала.

Сквозь промежуток между вагонами виднелась часть линии: две параллельные полосы рельсовых путей. На одну из них медленно въезжал опустевший поезд; уставшие от ежедневной гонки поршни работали лениво, сонно преобразовывая свое движение в обороты колес.

Наконец паровоз остановился. Из-под груди локомотива выползли клубы пара и окутали пузатый корпус. Лучи фонарей на челе великана начали выгибаться в сияющие радуги и золотистые обручи, пронизывая облако пара. В какой-то момент возникла оптическая иллюзия: локомотив, а вместе с ним и вагоны, вознеслись над кучами пара, и на некоторое время оказались зависшими в воздухе. Через пару секунд поезд вернулся к уровню рельсов, испуская из своего организма последний выдох, чтобы отныне погрузиться в задумчивость ночного отдыха.

— Прекрасная иллюзия, — заметил Сьвита, который уже долгое время смотрел в окно. — Видели ли вы, господа, этот мнимый взлет машины?

- 117 -

— Конечно, — подтвердила пара голосов.

— Это напомнило мне железнодорожную легенду, услышанную много лет назад.

— Расскажите ее, Сьвита, просим! — ободрил его Хашчиц.

— Просим, просим!

— Разумеется. История недолгая; ее можно изложить в нескольких словах. Передается между железнодорожниками, как рассказ о поезде, который исчез.

— Как это исчез? Испарился или как?

— Ну, нет. Исчез — еще не значит «перестал существовать»! Исчез — это значит, что он как бы недоступен для человеческого глаза. На самом же деле он где-то есть, где-то пребывает, хоть и неизвестно где. Сей феномен создал один начальник станции, большой чудак, а может, и колдун. Эту штуку он проделал при помощи ряда последовательных сигналов, поданных в специальном порядке. Как он потом сам уверял, это явление застало его врасплох. Он развлекался сигналами, которые комбинировал самыми разными способами, изменяя их порядок и характер. Но однажды, после подачи семи таких знаков, поезд, заезжавший на его станцию, внезапно на полном ходу вознесся вверх вдоль рельсов, покачался пару раз в воздухе, после чего наклонился под углом и растворился в пространстве. С тех пор никто больше не видел ни поезда, ни людей, которые в нем ехали. Говорят, что он появится снова, если кто-то подаст те же сигналы, но в обратном порядке. Начальник, к сожалению, вскоре после этого помешался, и любые попытки добиться от него правды закончились ничем: безумец забрал с собой ключ к тайне. Разве что кто-нибудь случайно наткнется на нужную последовательность знаков и вернет поезд из четвертого измерения на землю.

— Нечасто случаются такие происшествия, — заметил начальник Жданский. — А когда произошло это удивительное событие?

— Каких-то сто лет назад.

— Фью-фью! Солидный отрезок! В таком случае пассажиры поезда к нынешнему времени постарели бы на целый

- 118 -

век. Представьте себе, какой бы был спектакль, если бы сегодня или завтра какому-то счастливцу удалось отыскать апокалипсические сигналы и сломать семь колдовских печатей. Ни с того ни с сего исчезнувший поезд внезапно падает с небес на землю, как следует отдохнув в столетней нирване, и вываливает из вагонов толпу стариков, согнувшихся под бременем возраста.

— Ты забываешь о том, что в четвертом измерении люди, вероятно, не нуждаются ни в еде, ни питье и не стареют.

— Ты прав, — признал Хашчиц. — Святая правда. Красивая легенда, коллега, очень красивая.

Он замолчал, что-то припоминая. Немного погодя, возвращаясь к словам Сьвиты, задумчиво произнес:

— Сигналы, сигналы... И я тоже могу кое-что о них рассказать — только не легенду, а правдивую историю.

— Слушаем! Просим! — отозвался хор железнодорожников.

Хашчиц оперся локтем о крышку стола, набил трубочку и, выпустив под потолок вагона пару колец белого дыма, начал свой рассказ.

Как-то вечером, около семи часов, станция Домброва была растревожена сигналом «Расцепились вагоны» — молоточек звонка четыре раза повторил серию из четырех ударов с паузой в три секунды. Прежде чем начальник Помян успел сориентироваться, откуда поступил сигнал, эфир принес новую тревогу: поочередно прозвучали три и два удара, повторенные четыре раза. Служащий понял; это означало «Задержать все поезда». Опасность, очевидно, усилилась.

Если принять во внимание уклон пути и направление сильного ветра, дующего с запада, оторвавшиеся вагоны неслись навстречу пассажирскому поезду, который как раз отходил со станции.

Надо было немедленно задержать поезд и отогнать его на пару километров в противоположную сторону, а также закрыть подозрительный участок пути.

Экспедитор, молодой энергичный служащий, отдал соответствующие распоряжения. Пассажирский вовремя отвели с пути назад и сразу же отправили со станции паровоз

- 119 -

с людьми, получившими задание остановить сбежавшие неуправляемые вагоны. Локомотив осторожно двигался навстречу опасности, освещая себе путь тремя мощными прожекторами; перед ним на расстоянии семисот метров шли двое путевых обходчиков с зажженными факелами и внимательно осматривали линию.

Однако к удивлению всей бригады, на своем пути они нигде не обнаружили отцепленные вагоны, и после двухчасовой, исключительно внимательной езды локомотив свернул к ближайшей станции Глашув. Начальник принял экспедицию с огромным удивлением. Никто ничего не знал о сигналах, участок пути был абсолютно надежен, и ни одна опасность с этой стороны не угрожала. Сбитые с толку железнодорожники сели на локомотив и около одиннадцати ночи вернулись в Домброву.

Тем временем беспокойство здесь росло. За десять минут перед возвращением паровоза звонки раздались вновь, на этот раз требуя выслать спасательный локомотив с рабочими. Чиновник службы движения был в отчаянии; встревоженный сигналами, все еще поступавшими со стороны Глашува, он мерил беспокойными шагами перрон, выходил на линию, а затем вновь возвращался в станционный кабинет, беспомощный, испуганный, охваченный ужасом.

Ситуация действительно была неприятная. Коллега из Глашува, которого беспокоили каждые несколько минут, сначала флегматично отвечал, что все в порядке, потом, раздраженный, принялся обзывать их полоумными и сумасбродами. А сигналы тем временем поступали один за другим, с каждым разом все настойчивее требуя выслать аварийную бригаду.

Хватаясь как утопленник за соломинку, Помян позвонил на соседнюю станцию Збоншин,