находящуюся с противоположной стороны, неведомо почему предположив, что сигналы тревоги идут оттуда. Разумеется, ответ был отрицательный; там тоже все было в образцовом порядке.

— Это я сошел с ума или они там не в своем уме? — наконец спросил он проходившего мимо стрелочника. — Пан Сорока, вы слышали эти проклятые звонки?

- 120 -

— Слышал, господин начальник, слышал. О, опять! Что за черт?

Действительно, неумолимые молоточки вновь стучали по металлическим краям звонков; звали на помощь рабочих и врачей.

Часы показывали уже первый час ночи.

Помян рассвирепел:

— Да какое мне, в конце концов, дело до всего этого, катись оно под сто чертей! Отсюда говорят, что все в порядке, оттуда — что все на месте, так чего же вам надо, черти рогатые? Какой-то глашувский шут проказы нам строит, переворачивая с ног на голову целую станцию! Подам рапорт, и баста!

— Я так не думаю, пан начальник, — спокойно возразил помощник. — Дело слишком серьезное, чтобы рассматривать его под таким углом. Скорее стоит предположить, что тут какая-то ошибка.

— Хорошая ошибка! Разве вы не слышали, коллега, что ответили мне с обеих ближайших станций? Вряд ли стоит рассуждать о каких-то случайно заблудившихся сигналах с дальних станций, о которых бы там не знали. Если они дошли до нас, то перед этим должны были пройти через их участки. Так что?

— Значит, делаем простой вывод, что они исходят от некоего обходчика между Домбровой и Глашувом.

Помян внимательно посмотрел на подчиненного:

— От кого-то из стрелочников, говорите? Гм... возможно. Но зачем? Почему? Наши люди обследовали всю линию шаг за шагом и не нашли ничего подозрительного.

Служащий развел руками.

— Вот этого уже не знаю. Дело можно расследовать позже, связавшись с Глашувом. В любом случае я думаю, что мы можем спать спокойно и не обращать внимания на звонки. Все, что от нас зависело, мы сделали — участок пути детально обследован, на линии нет ни следа опасности, которыми нам угрожали. Я считаю эти сигналы так называемой «ложной тревогой».

- 121 -

Спокойствие помощника успокаивающе подействовало на начальника. Он попрощался с коллегой и закрылся на остаток ночи в кабинете.

Но работникам станции нелегко было вернуться к порядку. Люди столпились у будки вокруг стрелочника и о чем-то таинственно шептались между собой; время от времени, когда тишину ночи нарушал новый всплеск звенящих сигналов, склоненные друг к другу головы железнодорожников поворачивались в сторону сигнального столба и несколько пар глаз, расширенных от суеверной тревоги, следили за движением стучащих молоточков.

— Плохой знак, — ворчал сторож Гржеля, — плохой знак!

И так сигналы звучали до первых рассветных лучей. Но чем ближе к утру, тем слабее и глуше становились звуки, тем длиннее делались промежутки между сигналами, пока окончательно не стихли перед рассветом. Люди вздохнули, словно ночной кошмар перестал давить им на грудь.

Наутро Помян обратился к администрации в Остое, отправив подробный рапорт о событиях минувшей ночи. Пришедший по телеграфу ответ приказывал ему ожидать прибытия специальной комиссии, которая должна была основательно расследовать это дело.

В течение дня движение поездов осуществлялось по расписанию и все шло своим чередом. Но когда пробило семь часов вечера, вновь раздались тревожные сигналы в том же самом порядке, что и вчера: сначала сигнал «Расцепились вагоны», затем приказ «Задержать все поезда», наконец команда «Прислать локомотив с рабочими» и отчаянный крик о помощи: «Прислать паровоз с рабочими и врачом». Характерным было постепенное эмоциональное усиление в подборке сигналов, каждый последующий из которых сообщал об увеличении иллюзорной опасности. Совершенно очевидно, что сигналы дополняли друг друга, создавая разорванную паузами цепь, складываясь в какой-то зловещий рассказ о предполагаемом несчастье.

Как бы там ни было, все это выглядело как издевательство или глупая выходка.

- 122 -

Начальник пришел в ярость, служащие станции вели себя по-разному: одни воспринимали историю с юмористической точки зрения и смеялись над обезумевшими звонками, другие суеверно крестились. Стрелочник Здун вполголоса утверждал, что в сигнальном столбе сидит дьявол и лязгает звонком, чтобы досадить людям.

В любом случае сигналы никто не воспринимал всерьез и на станции не принимали никаких соответствующих мер. Тревога продолжалась с перерывами до самого утра, и лишь когда на востоке проявилась бледно-желтая полоска, звонки успокоились.

Наконец после проведенной без сна ночи, около десяти утра начальник дождался прибытия комиссии. Из Остои приехал старший инспектор Турнер, высокий худощавый пан со зловеще прищуренными глазами и с целым штабом чиновников. Началось следствие.

Господа «сверху» уже имели определенный взгляд на это дело. Сигналы, по мнению пана старшего инспектора, исходили от будки одного из путевых обходчиков на линии Домброва — Глашув. Вопрос был только в том, из какой именно. В соответствии со штатным расписанием на этой дистанции было десять смотрителей; из этого количества следовало исключить восьмерых, у которых не имелось аппаратов, подающих сигналы данного типа. В результате подозрение падало на оставшихся двоих. Инспектор постановил допросить обоих на месте их службы.

После сытного обеда у пана начальника, в двенадцать часов дня из Домбровы отправился специальный поезд со следственной комиссией. После получасовой езды господа вышли у домика путевого обходчика Дзивоты, одного из подозреваемых.

У бедняги, перепуганного нашествием внезапных гостей, едва не отнялся язык, и на вопросы он отвечал так, будто его только что вырвали из глубокого сна. После часового допроса комиссия пришла к убеждению, что Дзивота ни в чем не виноват и не имеет никакого представления о сути задаваемых ему вопросов.

- 123 -

Поэтому, чтобы не терять времени, пан старший инспектор оставил его в покое, приказав своим людям ехать ко второму смотрителю, на котором теперь сосредоточилось его следовательское внимание.

Через сорок минут они оказались на месте. Навстречу никто не вышел. Это их озадачило. Пост выглядел, будто вымерший: ни единого признака жизни на подворье, ни единого следа живого существа вокруг. Не звучали патриархальные голоса домашнего хозяйства, не запел петух, не заквохтала курица.

По крутым, зажатым между двумя поручнями ступеням они взошли на пригорок, где возвышался домик смотрителя Язьвы. У входа гостей встретили неисчислимые рои мух - злых, кусачих, жужжащих; словно разъяренные незваными гостями, они садились на руки, лезли в глаза, в лицо.

Постучали в дверь. Изнутри никто не отвечал. Один из железнодорожников нажал на ручку — дверь была заперта.

— Пан Тузяк, — кивнул Помян станционному слесарю, — отмычкой ее!

— Мигом, господин начальник.

Заскрежетало железо, замок заскрипел и уступил.

Инспектор распахнул