Зал одобрительно загудел. Поединок, если даже не выявит невиновного, то выведет из игры второго претендента, устранив физически причину для возможных волнений и заговоров в будущем. И никто из членов ландтага не будет виноват в его смерти. Всё решат боги.

— Согласны ли вы, господа, участвовать в судебном поединке?

— Да! — в один голос ответили Людвиг и Вольфганг.

— Только пусть бьются сами, — прогремел бас генерала Дорнера. — Никаких наёмных бойцов.

— Да. Да. Поддерживаю, — раздалось и со скамей, где сидели члены правительства, и от сидевших с другой стороны зала высших аристократов.

— Что же, здравое предложение. Оба претендента ровесники и равны по силам, так что победа определит правого.

— Не совсем равны, — возразил главный маг. — Фон Меер обладает более сильным даром.

— Значит, будут драться без всякой магии. Честная сталь даже лучше, — вновь высказался генерал.

— Как, господа, вы не передумаете, если поединок пройдёт без магии? По=прежнему согласны на Суд Богов?

— Да!

— Да!

— Отлично! Значит завтра в полдень состоится ваш поединок.

— Нет! — неожиданно для всех вмешалась Луиза фон Меер. — Завтра — это слишком быстро. Мальчику надо приготовиться.

— Что там готовиться? Выходи и бейся! — сказал генерал.

Под змеиным взглядом Луизы фон Меер старейшина ландтага смешался и нехотя согласился:

— Хорошо, госпожа, дадим молодым людям один день на приведение своих дел в порядок, подготовку, что бы вы там под этим ни понимали. Но через день поединок состоится. Уклонение от поединка будем считать признанием вины.

Глава 17. Поединок

Нужды в приведении дел в порядок Людвиг не испытывал. Близких после смерти отца и брата у него не осталось, поэтому завещание писать не было смысла. Какая разница кому отойдёт дом и прочее небольшое имущество после его смерти? А что он умрёт, Людвиг не сомневался. Он знал подлый характер Вольфи. Тот никогда не станет сражаться честно. Магией, хитростью или как-то ещё, своими руками или чужими, но кузен обязательно его уничтожит.

Если бы поединок вёлся честно, то у Людвига имелся бы шанс доказать свою правоту и победить противника. Шпагой они владели примерно на равных, ведь наставники у них были одни и те же, но Людвиг был физически сильнее и выносливей. Вот только ждать от Вольфи честности, всё равно что от ворона соловьиной песни.

Потому Людвиг смирился с собственной смертью, но не мог допустить, чтобы злодейство фон Меера осталось безнаказанным. Он должен отомстить за отца! Только эта мысль занимала его, выжигала страх смерти. Он должен отомстить! Любой ценой! И кажется он придумал как. Только для этого нужна магия.

По условиям поединка они должны сражаться обычным оружием, не используя колдовства. Значит, на ристалище наверняка установят противомагическую защиту, а Людвигу нужно обойти её, чтобы сделать то, что он задумал. Потому он, вернувшись из ландтага, заперся в лаборатории, изучая записи, привезённые из своих путешествий.

В королевстве его отца — Аритании, — изучали магию врагов-леев. Она основывалась на несколько иных принципах, одним из которых было использование особых свойств крови. Освоить её в совершенстве никто, кроме леев, не мог, но кое-какие приёмы аританские маги позаимствовали. Людвиг был уверен, что никто в Рейхенбарте этих секретов не знает, и помешать использовать волшбу, завязанную на кровь, не смогут. И всё оставшееся у него до поединка время разрабатывал и плёл заклинания, которые помогут отомстить. Лишь поздней ночью, завершив работу, он упал на узкую софу прямо в лаборатории и забылся тяжёлым сном.

Проснулся на рассвете и вышел в сад, чтобы попрощаться с ним. Если он оценил Вольфи неправильно, и тот будет драться честно, то Людвиг уверен был, что победит. Потому что правда на его стороне. И сражаться Людвиг станет так яростно, что Вольфи отступит, потому что трус. Тогда Людвиг переедет во дворец, хоть и не очень этого хочет. А если фон Меер применит какую-то хитрость и победит, то всё равно проиграет. Вот только Людвиг тогда уже не вернётся сюда, не пройдёт под сенью деревьев, не услышит лёгкого лепета ручья, не увидит, как восходит солнце, сверкая на росе и заливая золотым сиянием пробуждающуюся землю.

Это сияющее утро с его свежестью и ароматами трав и цветов, пением птиц навеки отпечаталось в памяти. Последнее утро, когда он был живым.

Большинство придворных обычно только вставали в тот ранний час, на который назначили поединок. Но пропустить схватку, определяющую, кто станет править Рейхенбартом, никто не хотел, и даже подъезды к ристалищу оказались забиты народом. Люди жаждали пусть не увидеть, то хотя бы сразу узнать кто станет герцогом.

Когда Людвиг ехал верхом сквозь толпу многие приветствовали его, но фон Меера приветствовали громче. Людвиг последние годы старался держаться в тени, подальше от дворца, чтобы никто не заподозрил, что он хочет воспользоваться разногласиями между отцом и братом. И просто не любил все эти интриги, лицемерие, грязь, что неизбежно царили при дворе.

Вольфганг, напротив, став старше, оставил свои мерзкие проказы, и стремился заслужить любовь и преданность окружающих. И ему это легко удавалось. Золотоволосый красавчик с обаятельной улыбкой, говорящий лишь то, что окружающие хотели слышать, он нравился не только юным фройлян. Хотя Вольфганг и стал вести себя на глазах у всех как образцовый молодой человек, но приятели у фон Меера остались прежние. Их стало даже больше, чем раньше, и за один день между заседанием ландтага и поединком, они успели распустить слухи, обвиняющие Людвига по меньшей мере во лжи, желании оклеветать Вольфганга ради возможности сесть на трон. И теперь, едя в толпе, Людвиг ловил и осуждающие взгляды.

Он не позволял себе реагировать на взгляды, крики, шум. Важнее было то, что ему предстояло. Людвиг вспоминал умирающего отца и Генриха, таким, как первый раз увидел, — малышом, державшимся за его руку. Он должен отплатить фон Мееру за их смерть.

На площади перед герцогским дворцом, где должен был пройти поединок, были установлен помост, где сидели канцлер, главный маг, Луиза фон Меер и другие первые лица герцогства. Остальные члены ландтага стояли на некотором расстоянии от огороженного места для поединка и ждали его начала. Но неожиданно для всех его началу едва не помешал главный маг.

Он встал и обратился к канцлеру:

— Господин канцлер, я просил вас принести сюда герцогский перстень. Он здесь?

— Да, но зачем он сейчас?

— Я внимательно изучил хроники и выяснил, что этот артефакт обладает особым свойством. Его не может носить тот, кто не имеет на него права. Если покойный герцог действительно передал его Людвигу в знак его прав на престол, то