о его проигрыше, увидеть напоследок страх смерти уже в его глазах. Если бы он промолчал, то план бы сработал. А так… Вольфганг успел что-то сделать, не дав ему умереть до конца. И послесмертие Людвига растянулось на годы, десятилетия, век…

Часть 3. Лотта, Людвиг и герцог

Глава 18. Узнаю жениха лучше

Лотта Хоффман

Дневники, которые разрешил мне читать Людвиг, мало что говорили о нём, разве что становилось ясно каким любознательным и непоседливым он был раньше. Но я читала их с интересом, открывая для себя далёкие земли. Было интересно находить в тетрадях зарисовки тех растений, что привлекали мой взгляд в саду. Теперь уже и я могла бы подсказать садовнику, что требуется для того, чтобы куст цвёл обильнее. Нашла я там и зарисовки изогнутых мостиков и рыб, которые я впервые встретила в парке и совершенно не похожих на привычные для наших мест. Такие же непривычные, как облик и наряды обитателей тех далёких земель, нарисованные на страницах рядом.

Теперь наши вечерние беседы стали ещё оживлённее. Рассказы жениха о тех местах, что описывали его потрёпанные тетради, оживляли для меня прочитанное. Мир удивительным образом расширялся до непредставимых раньше размеров. До сих пор он ограничивался даже не границами нашего герцогства, а пределами поместья, где прошло детство, и Райхееном, где теперь обитала моя семья. А Шварц открыл для меня, что существуют другие страны, где живут совсем не так, как у нас, в чём-то похожие, а в чём-то совсем иные люди, ведьмы, оборотни. Нет, я конечно знала и до этого о существовании Аританского королевства, Лейского княжества, острова Гарт или Шаттского королевства. Но для меня они были пятнами на бумажной карте, пока Людвиг не оживил их.

Теперь я часто заходила в библиотеку, чтобы взять очередную тетрадь, заранее предвкушая открытия, которые смогу разделить с женихом. Шкаф с дневниками теперь стоял открытым, но папки с рисунками Людвиг из него убрал, и я не смела разыскивать их. Похоже, эта была та часть его жизни, которой он не готов был со мной делиться.

Но всё же мысль о «спящих красавицах» меня не оставляла. Раз жениху для поддержания своих сил нужна жизненная энергия девушек, а живёт он в таком состоянии долго, то до меня у него должна быть предшественница. И не одна. Нужно найти их следы в этом огромном доме. Если они проживали здесь хотя бы столько же, сколько я, то должно же было остаться от них хоть что-то.

Никто не вмешивался в мои путешествия по заброшенной половине дома. У немногочисленных слуг и без этого хватало забот, моя вторая горничная по-прежнему опасалась ходить по особняку, покидая мои покои только в случае крайней необходимости. Так что чаще по полутёмным коридорам и закрытым комнатам я ходила одна пока однажды меня чуть не зашибло упавшим старым шкафом.

Я успела отпрыгнуть чуть в сторону, взмахнула рукой и сшибла ещё и этажерку, стоявшую рядом. Что-то ударило меня по голове, и я потеряла сознание. Очнулась на полу, среди осколков статуэток и посуды, придавленная стенкой развалившегося шкафа. Точнее, придавило не меня, а мою юбку, но в результате встать я всё равно не могла. На мои крики о помощи долго никто не откликался, что не удивительно. На эту нежилую половину дома слуги заходили редко, стремясь поддерживать в порядке хотя бы ту, где обитали мы с Людвигом. Он меня и нашёл, когда я почти отчаялась.

Шварц освободил меня, показав недюжинную физическую силу. Помог подняться, усадил в кресло и осмотрел в поисках повреждений.

— Руки, ноги целы. Пострадала лишь голова, — сделал заключение он и добавил. — И поделом. Чья вина, того и страдания. Какого демона вы здесь очутились? Ещё и одна!

Меня удивила его горячность. Впервые на моей памяти Людвиг проявил хоть какие-то эмоции. Обычно он говорил со мной со спокойной вежливостью.

— Мне интересно. И я хотела поменять в своей гостиной шторы и скатерть. Вот и искала. Думала взять в одной из нежилых комнат.

Пока я говорила это, Шварц приложил к моему виску левую руку, и я почувствовала, как перстень на ней слегка кольнул кожу. Тепло окутало меня, и боль прошла.

— В следующий раз, отправляясь на поиски скатерти, прихватите с собой фрау Ханну или Паулину, чтобы было кому позвать на помощь.

— Вы разрешаете?

— Разумеется. Можете осматривать особняк, менять шторы и мебель, чувствуйте себя хозяйкой.

Возможно, в этом ответе было чуть больше насмешки, чем надо, но я предпочла сделать вид, что приняла его за чистую монету. И уже с фрау Ханной обошла все закрытые раньше комнаты. Каждый раз, когда она поворачивала ключ, сердце моё замирало, ожидая найти за дверью что-нибудь необычное. Но ничего кроме пыли и пауков не находилось. Просто комнаты, в которых давно не жили.

— Да, непорядок, — ворчала Ханна, — но нам не справиться. Вы бы поговорили, госпожа, с хозяином. Пусть разрешит нанять ещё людей, чтобы привести всё здесь в порядок.

Людвиг не возражал и скоро мы с экономкой командовали маленькой армией, приводя особняк в порядок.

Лишь в одних покоях Шварц запретил что-то менять. Это были единственные комнаты, где явно чувствовались следы хозяйки. Правда, судя по платьям уже больше века как вышедшим из моды, жила она здесь давно.

— Здесь жила ваша прежняя невеста? — рискнула спросить я.

— Это покои моей матери. Невест до вас у меня не было.

— Но как же? Вы же сами говорите, что без девушки рядом вам никак…

— Лотта, неужели вы ни разу не слышали, что есть женщины, продающие себя за деньги? Для них ночь в моей постели за праздник. Плачу я хорошо, а делать им ничего не нужно.

Такое откровенное упоминание о куртизанках смутило меня, но я всё же спросила:

— Зачем же тогда вы заставили папеньку поставить меня на кон?

— Я?! Это он потребовал принять вас в качестве ставки. Я отговаривал барона, но безуспешно. Пришлось играть и выиграть. Иначе вы достались бы другим желающим получить такой приз. Решил, что у меня невинной девице будет лучше, чем у других претендентов. Поверьте, у меня были основания так думать.

Голос его звучал язвительно, разъедая солью раны на моей гордости.

Так загадка моих предшественниц была разгадана. Их никто не приносил в жертву и не прятал в закоулках особняка. Они приходили и уходили, не задерживаясь надолго. И я склонна была этому верить. Люди, которые жили в доме, не выглядели запуганными и выказывали искреннюю преданность хозяину.