До того как прийти сюда, я думал, что разговор в основном пойдет о Харрисе. Но ничего из того, что мне до сих пор сказал детектив, не наводило на мысль, что он знал его лично.

– Мне бы хотелось поговорить с вами о расследовании. В настоящее время единственное, чем я располагаю, это информация из вторых рук, и мне бы хотелось узнать ощущения того, кто пережил эти события изнутри.

Хэтэуэй принялся барабанить по столу здоровой рукой.

– Слушайте, киношник, я не могу целый день потратить на вас, мне надо зарабатывать на кусок хлеба. Знали бы вы, какая у меня пенсия! Покрутились бы с мое целыми днями… Мы тогда очень старались расследовать это дело, но случается, что все идет не так, как хочешь.

– Только несколько вопросов, очень прошу… Для меня это очень важно. Я специально приехал из Нью-Йорка, чтобы с вами встретиться.

Хэтэуэй издал глубокий вздох, открыл ящик своего письменного стола и вытащил оттуда пачку «Филип Моррис». Судя по всему, он больше не собирался выставить меня за дверь.

– Хорошо, думаю, это я могу для вас сделать… Хотите?

– Спасибо, недавно бросил.

– Не спрашиваю, беспокоит ли вас дым, мне и правда нужно покурить. Пользуюсь тем, что Глории здесь нет… Она мне устраивает из-за этого веселую жизнь; иногда мне кажется, что я последний курильщик в Калифорнии! Вашингтон и Джефферсон курили, и еще как, а теперь нас даже на улицах гоняют!

Он зажег сигарету и жадно затянулся. Меня раздражало, что он уклоняется от темы, но совсем не хотелось его отвлекать.

– Не знаю, что у вас в голове, Бадина. Что вы себе воображаете? Что вам в одиночку удастся успешно завершить расследование сорокалетней давности, в котором были задействованы десятки опытных полицейских? Ничего у вас не выйдет.

– Я не веду никакого расследования.

– Можно подумать, что это не так!

– Я всего лишь хочу побольше узнать о своей матери, попытаться понять ее жизнь и ее историю… Я вдруг ощутил, что практически ничего о ней не знаю.

Хэтэуэй снова открыл ящик стола, чтобы достать пепельницу.

– А почему сейчас?

– Мне только что исполнилось сорок лет. Возможно, этим все и объясняется…

– А, кризис среднего возраста! Вы уже подводите итоги жизни и решаете вернуться к истокам… как лососи, которые поднимаются вверх по реке. Я сделаю все, что могу, чтобы вам помочь. Ну, задавайте все вопросы, которые вас мучают.

– Можете ли вы подтвердить, что мою мать в последний раз видели в субботу двадцать пятого января утром?

– В субботу, да. Что касается числа, то думаю, что вы его знаете лучше, чем я. Мы с одним из коллег занимались расследованием по соседству, в районе Сильвер-Лейк, где у нее было жилье. Вы знаете этот дом?

– Там никто не живет, но он все еще принадлежит нашей семье.

– Очень многие видели, как она вернулась в пятницу около одиннадцати вечера.

– На черном «Шевроле»?

– Точно, на «Шевроле». На следующее утро она покинула дом в начале десятого. Соседка заметила, как она выводит машину из гаража.

– Я где-то читал, что ее свидетельство не было принято всерьез, но так и не понял, почему.

– Из-за деревьев живой изгороди; из окна кухни можно было лишь частично разглядеть подъезд к дому и к гаражу. Я сам все проверил: устроился у окна, а мой напарник Джеффри Уилсон пошел открывать гараж вашей матери. Если эта соседка ее и видела, то лишь в течение двух-трех секунд. В делах такого рода много людей готовы рассказать невесть что, лишь бы оказаться в центре внимания. Иногда они говорят чистосердечно, но находятся под влиянием всего, что могли прочитать в газетах.

– Но в конце концов вы ей поверили…

– Она очень точно описала наряд, который был на вашей матери: бледно-голубое платье и белую шляпку-таблетку[40], модную в те годы.

– Вы можете вспомнить такие детали?

Хэтэуэй постучал по сигарете, сбрасывая длинный цилиндрик пепла. Струя табачного дыма, подхваченная потоком воздуха из вентилятора, вернулась Хэтэуэю прямо в лицо, но, похоже, его это не смутило.

– Я это помню, потому что это было важно для расследования. Соседка даже уверяла, что, перед тем как войти в гараж, ваша мать приветственно махнула ей рукой.

– Итак, вы думаете, что она говорила правду?

– Уверен, что тем утром ваша мать действительно вышла из дома. Но с какой целью? Загадка! При ней не было никаких вещей, все документы и те она оставила в доме.

– Что исключает версию, что она исчезла добровольно.

– И правда, возможно. Дальше Элизабет Бадина становится призраком. Три или четыре дня спустя ее машина обнаружена патрульным полицейским. Несомненно, способы изучения у криминалистов были не те, что сегодня. В «Шевроле» не нашли ничего интересного: ни следов крови, ни личных вещей. Внутри все было просто стерильно.

– А отпечатки пальцев?

– Конечно, обнаружили отпечатки, принадлежащие вашей матери, прочие же идентифицировать не удалось. В те годы не было IAFIS[41]. Но даже в том случае пара отпечатков в драндулете ничего бы не доказала.

– За исключением того, что «Шевроле» был обнаружен неподалеку от «Голубой звезды», где моя мать накануне вечером встречалась с каким-то мужчиной.

– Вот это самая странная часть всего дела: взяться за этого типа так и не удалось. Персонал ресторана его никогда раньше не видел. Внешность неприметная, таких двенадцать на дюжину, настоящий Джон

Доу[42].

– Вам известна книга под названием «Преступления и скандалы Голливуда»?

– Последняя книжонка, которую я прочел, была… дайте-ка подумать… «Над пропастью во ржи»?

Я не сомневался, что Хэтэуэй принадлежал к людям того сорта, которые стараются выглядеть глупее и менее образованными, чем являются на самом деле. Без сомнения, это старый полицейский трюк: вести себя так, чтобы остальные тебя недооценивали.

– В книге есть несколько страниц о моей матери. Автор вскользь упоминает, что досье департамента полиции Лос-Анджелеса были неполными или из них что-то оказалось изъято. Что на самом деле личность мужчины из «Голубой звезды» была установлена полицией, но затем он почему-то оказался вне ее поля зрения.

Предположение, что расследование было сляпано на скорую руку, я предпочел не высказывать, чтобы не разозлить своего собеседника.