- Я так понимаю, нас не пригласили на чай, - тихо сказала Мэдди, изучающе всматриваясь в лицо своего мужа.

Он выглядел так, словно и не заметил, как его родители встретили его и его жену.

- Пойдем, - спокойно и ровно сказал он, - я покажу тебе наши апартаменты.

- Они всегда такие? - спросила Мэдди, идя за Уордом.

- Такие? Нет. Обычно они еще хуже.

Она уставилась на него, надеясь, что он шутит. Но это было не так. Внезапно она почувствовала боль за этого мужчину. Она уже поняла, что он жил постоянно окруженный людьми, которые поклонялись ему. Но никто из них не был ему другом. Может, только Ланкастер был ближе всех к принцу, но все же не друг. И Уорд вырос с этим. Смирился. И насколько Мэдди могла видеть, он не ждал ничего другого.

Мэдди думала, что у него есть семья, которая принимает и любит его. Которая дает ему ощущение безопасности. Но, вспомнив пару, с которой познакомилась на верхней ступеньке лестницы, она поняла, как заблуждается.

И впервые в голову Мэдди пришла мысль, что она здесь не потому, что должна спасти свой город. Или насладиться приключением.

Она приехала в Хейвенхерст, возможно, для того, чтобы спасти принца.

Уорд вел ее вокруг замка через пышный сад. В саду, в ухоженных клумбах, цвели ранние розы. Стояла красивая каменная скамейка. Изысканный фонтан. Но какой смысл во всей этой красоте там, где все несчастны?

Они прошли под аркой, обвитой пурпурной глицинией, которая разрослась и уже цеплялась за древнюю стену замка. Мэдди запрокинула голову, чтобы посмотреть, куда добралось это растение, похоже, такое же старое, как и весь замок.

Уорд открыл перед ней дверь.

- Добро пожаловать, - глядя ей в лицо, сказал Уорд.

Они вошли в вестибюль с резными деревянными панелями, блестевшими от полировки. Дальше была гостиная, в которой она почувствовала себя посетителем, осматривающим экспонаты в музее.

Гостиная была великолепна. Высокие потолки, огромная люстра, необычный камин и мягкие шелковые диваны, стоявшие друг напротив друга, а между ними был расположен небольшой столик, на котором стояла ваза со свежими цветами. На полу лежал красивейший турецкий ковер. Очевидно, бесценный. Все в комнате было очень элегантно и старомодно.

- А где ты предпочитаешь сворачиваться калачиком с книгой и чашкой чая? - спросила Мэдди.

- Я хочу, чтобы ты делала все так, чтобы могла почувствовать себя как дома.

Она никак не могла представить себя как дома в этой огромной комнате.

Над камином висел портрет чрезвычайно сурового предка.

- Боже правый, - воскликнула она, - это твой родственник?!

- Прапрадедушка. Король Эдвард Первый.

- В твоей семье все несчастны?

Уорд засмеялся от удивления.

- Это так очевидно, что мы… - он сделал паузу, подбирая слово, - не семейка Брэди?[1]

- Никто не может быть этими Брэди. Но ведь семья должна быть… как бы это сказать… твое безопасное место во всем мире. Место, где ты можешь быть всяким, совершать ошибки и злиться. Но все равно чувствовать это.

- Это?

- Любовь, - прошептала Мэдди. Почему-то она даже это слово боялась произнести, находясь в такой непосредственной близости от него. Она едва знала его. Он едва знал ее.

Смех Уорда задел ее за живое, причиняя почти физическую боль.

- Любовь? - цинично спросил он. - Любовь будет рассматриваться как слабость в этой семье.

Значит, это правда. Она здесь для того, чтобы спасти его. Но чем она рискует в итоге?

В любви была смелость. Чертовская храбрость. Ей все равно, если вы были ранены ранее. Она готова броситься навстречу катастрофе и сказать: «Топчи меня, разорви меня. Мне все равно. Но это стоит того, чтобы хоть раз в жизни почувствовать это».

Любовь манила, она шептала: «Я сильнее этой катастрофы. Я сильнее всего на свете. Дай мне шанс, и я докажу тебе это».

Мэдди поспешно отвернулась от него. Один день в браке, а она уже была в плену чего-то, что едва могла вместить.

Она беззастенчиво стала исследовать апартаменты. Они не были такие уж огромные, хотя для двух людей они были довольно большими. Помимо гостиной была официальная столовая со столом на шестнадцать персон. Уютная кухня. Она мельком заглянула в четыре спальни, но не стала исследовать их детально. Ведь одна из спален могла принадлежать ему, несмотря на то что все четыре выглядели абсолютно нежилыми.

Закончив осмотр, она зашла в кабинет Уорда, заставленный книгами. Возможно, это станет ее любимой комнатой! Уорд следовал за ней.

- Ну что? - спросил он. - Что ты думаешь? Сможешь чувствовать себя здесь как дома?

- Я и правда могу делать здесь все, что хочу?

- Конечно.

- Я бы хотела избавиться от портретов мрачных стариков. Светильник с драконом у входа нужно убрать. Он может вызвать кошмары. И шторы. Они ужасны. Тяжелые и темные. Они не пропускают свет.

- Как и сквозняки в холодное время года, - сказал он. - Ты удивишься, как тяжело удержать тепло в замке с октября по март.

- Хм, могу поспорить, с мая по сентябрь здесь родилось немало ребятишек, - сказала она, а затем рассмеялась, взглянув на его вытянувшееся лицо. Ей показалось или он покраснел?

- Разумеется, есть прислуга, но мне придется всех выгнать, чтобы я могла чувствовать себя как дома.

- Хорошо, - протянул Уорд, - все, что хочешь.

Она посмотрела на его губы и могла поклясться, что он снова покраснел, но он так быстро отвернулся от нее.

- Какую спальню я могу занять?

- Пойдем, я покажу. - Он встал из-за стола и повел ее по коридору. - Посмотри, подойдет ли тебе эта?

Комната была словно из фильма. Особенно огромная кровать с балдахином. Семья из восьми человек могла свободно в ней поместиться.

А еще в комнате было мрачно. Она бы избавилась от замшелого гобелена и убрала бы хрупкие, фарфоровые статуэтки. Она все время боялась бы разбить их.

Картина на стене вызывала дрожь. Суровая женщина, чьи глаза, казалось, следили за всеми с чистой злобой. Мэдди вздрогнула:

- Еще родственница?

- Это прапрапратетя Мэри. Говорят, она была довольно противной. Зарубила мужа мечом, пока он спал.

- Снимаем прямо сейчас! - Мэдди подошла к кровати, запрыгнула на нее и сняла холст в рамке со стены.

Картина оказалась тяжелей, чем она думала, и Мэдди почувствовала себя неустойчиво на мягкой кровати с этой тяжестью в руках.