Она поманила его, искушая попробовать ее вкус, и он не устоял. Он пробовал и пробовал. Он наслаждался. Это было все равно что пить вино, которого было недостаточно.

Вся эта идея брака с Мэдди вышла из-под контроля. Его целью было спасти Аиду, чтобы она могла испытать то, что он не сможет иметь никогда в жизни. Или именно это он видел сейчас в глазах Мэдди? Шанс узнать, что такое любовь.

Нет. Невозможно.

- Что я наделал? Как все запуталось? - громко спросил себя Эдвард, направляясь в свой офис в самолете.

Но он не мог забыть то, что произошло между ними. Он знал себя как сильного человека, но, видимо, недостаточно сильного, раз не смог противостоять ее приглашению, которое видел в ее глазах, почувствовал в мягкой податливости ее тела, когда они лежали на кровати.

Он должен избегать ее. Завтра утром он вернется в Хейвенхерст один, а затем пришлет самолет за ней.

И начался самый жалкий период жизни принца. Пока он держался в стороне, ел в столовой и следил за тем, чтобы каждый день был занят до самого позднего вечера, его апартаменты претерпели преображение.

Были сняты мрачные портреты, стены в гостиной были выкрашены в более яркие цвета, и на них появились новые картины, изображающие щенков, коттеджи в лесу или лодку на озере.

На кухне тоже произошли перемены. Там стояли стремянки, и на стенах появлялись какие-то узоры. Было ощущение чистоты, новизны.

Он встал рано утром, чтобы избежать встречи с Мэдди, и заметил, что занавески не задернуты, и остановился, чтобы внимательней посмотреть на произошедшие перемены, когда дверь ее спальни со скрипом распахнулась.

Ее волосы были в беспорядке, а пижама помята. Она выглядела великолепно. Восхитительно. И очень сексуально.

И так многообещающе! Как будто они могли сесть и выпить утренний кофе вместе, словно настоящие муж и жена. И поговорить.

Тоска захлестнула его.

Она замерла, глядя на него, а потом, показав ему язык, вернулась в комнату и захлопнула дверь.

Перемены, произошедшие в апартаментах, не коснулись только его спальни. Мэдди никогда не входила туда. И с каждым днем он чувствовал, что его спальня становилась все темнее, все холоднее, по сравнению с теми комнатами, которых касалась ее рука. Иногда ему казалось, что его комната - это комната дряхлого старика. Окруженный богатством, но с пустотой в сердце.

Везде, кроме его комнаты, был запах чистоты. А еще тонкий аромат булочек, свежеиспеченного хлеба и лепешек. Он не знал, где она находила для этого время и куда девались все эти вкусности. Но когда он нажал на Ланкастера, тот признался, что однажды она приготовила вкусностей на целый полк.

Он также узнал, что Мэдди каждый день гуляла по городу, спускаясь по лестнице с корзинкой для продуктов. Она согласилась на охрану, которая сопровождала ее, но не позволяла охранникам нести корзинку наверх.

Мэдди приветствовала всех, кого встречала. Она выслушивала проблемы и обнимала женщин, стариков, детей. По словам Ланкастера, она нашла помещение и раз в неделю учила там группу молодых матерей печь лепешки.

Со временем Мэдди перестала привлекать его внимание. Она стала более безразличной в общении с ним, когда они были на официальных мероприятиях. Она говорила с ним о людях и о проблемах, о которых узнавала. Иногда просила его помощи. Она хотела, чтобы он посмотрел, как устроить пекарню в заброшенном здании на главной улице, чтобы она могла серьезно обучать своих «девочек».

Уорд не прикасался к ней, когда они были вместе на каком-нибудь официальном мероприятии.

Он думал, что было бы идеально, если бы они стали такой же парой, как его отец и мать. И именно на официальном мероприятии принц Эдвард узнал, насколько ее маленькие набеги на город изменили отношение людей к ней. Ее любили. Ею восхищались.

Мэдди на таких мероприятиях вела себя как настоящая принцесса. Она была доброй, естественной, сострадательной и добродушной.

Тот факт, что ее жизнь сложилась так хорошо здесь, отчасти снял с него груз вины за то, что он привез ее сюда.

Он думал, что они так могут прожить до конца года. Но однажды он пришел домой поздно и услышал ее тихий плач.

Разум сказал ему идти в свою собственную комнату. А сердце сказало идти на источник звука.

Он прошел в спальню Мэдди, откуда слышался плач, вошел и замер на пороге, настолько его поразила трансформация в комнате. Это была светлая комната. Насыщенные цвета, новые занавески, заново покрашенные стены. Он хотел стоять и рассматривать метаморфозы, но звук приглушенных рыданий заставил его пройтись по комнате.

Да где же она?

И тогда он увидел ее. Она лежала на полу в ванной.

Он подумал, что сейчас его сердце просто перестанет биться от страха за нее.

И он кинулся к ней.

Мэдди почувствовала, как ее подняли с пола. Уорд сел на край ванны, прижимая ее к себе. Она ощутила его жар, впитывала его запах. Это было похоже на возвращение домой, и она заплакала еще сильнее.

- Что случилось?

Его голос был резким, но прикосновения такими нежными. Она зарылась лицом в его рубашку на груди и заплакала.

- Мэдди, поговори со мной, - настаивал он. - Что случилось?

- Твоя мама пригласила меня на чай, - наконец выдавила она.

- Если она что-то сделала, то я…

- Сделала что-то? Нет, все не так.

- Тогда что?

- Она угощала такими ужасными вещами. Она называла их сосисками. Но они выглядели как соленые огурцы. Они даже были зелеными.

- О, это местный деликатес, - понял Уорд. - Но не для непосвященных. Но ведь ты плачешь не из-за этого?

- Гленрич учила меня протоколу. Я знала, что должна просто следовать ее примеру. Она взяла два, и я взяла два. Запах был ужасный, но я не смогла отказаться и поэтому откусила. Нигде в протоколе не сказано, что делать, если во время обеда с королевой тебе хочется встать и уйти.

- Из-за этих якобы сосисок? Они не так уж плохи!

- Они ужасны! Я не знала, что делать, но тут большая собака встрепенулась, создавая шум, и, когда все отвлеклись, я положила сосиски на колени, спрятала в складках юбки.

- В складках юбки?

- Пожалуйста, не смейся, это не повод для шуток.

- Прости.

- Я не знала, что мне с ними делать, я хотела выбросить их в помойку, но подумала, вдруг кто-то заметит и скажет королеве, что я не ела их, а выкинула?

- Даже в Хейвенхерсте это вряд ли можно назвать преступлением.

- Я чувствовала, что нам с ней хорошо.

- Ты и моя мама? - с недоверием спросил он.