Все было окутано желтой пылью, поднимаемой грузовиком с фургоном. Вцепившись в руль, Быков не мог не вспомнить ралли Париж — Дакар, на котором побывал однажды по заданию редакции. Джип то подбрасывало на крупных камнях, то мотало из стороны в сторону по глубокому песку.

Глаза запорошило, в горле стало першить. Кашляя, Быков прилагал все силы, чтобы не соскочить с едва видной дороги и не увязнуть среди дюн. Сабрина надела черные очки и дышала через салфетку. Петров сидел с зажмуренными глазами и имел весьма бледный вид.

Наконец дорога вырвалась из заносов и перевалила через холм, с которого взорам открылся вид на бирюзовую гладь моря. Слева Быков увидел кучку убогих лачуг из каких-то дерюг, фанеры и автомобильных скатов. Оттуда наперерез колонне бежали темнокожие люди. Всего их было около сотни. Толпу возглавляли мужчины с палками. Они были одеты в длинные белые рубахи, какие в ходу на всем Арабском Востоке, от Атлантического океана до Персидского залива. За ними едва поспевали босые женщины в цветастых платьях, полуголые дети и старики в чалмах, похожих на скрученные в жгуты полотенца. Прежде чем машины успели проехать, дорога была преграждена жителями пустыни.

— Чего они хотят? — раздраженно спросил Петров. — Почему Рушич остановился? Ехал бы дальше. Они не безумцы, чтобы бросаться под колеса.

— Влад тоже не безумец, чтобы давить живых людей, — возразил Быков, постаравшись сделать это по возможности мягче.

— Это абабде, — сказала Сабрина, приготовившись выбраться из джипа. — Племя народности беджа. Говорят на своем наречии, но и арабский понимают.

— А английский? — спросил Петров еще более раздраженно. — Пусть кто-нибудь скажет, чтобы они убирались.

— Им придется заплатить, — пояснила Сабрина со вздохом. — Это единственный заработок абабде. Обычно они живут ближе к границе с Суданом, но там сейчас война, вот они и кочуют.

Она и Быков вылезли из автомобильного салона на солнечный свет. Он прихватил с собой фотоаппарат, чтобы сделать снимки колоритной толпы. Женщины носили в носу костяные кольца, а на поясах мужчин висели кривые кинжалы в кожаных ножнах, с ручками из черного дерева, раздваивающимися, как хвосты скорпиона.

Рушич уже стоял перед ними. Они образовали живую стену. Шоколадные лица кочевников не лоснились, выказывая их способность не потеть даже в условиях пустыни.

Когда Рушич передернул затвор автоматической винтовки, никто из толпы не отступил. Вперед вышел мужчина в длинной рубахе и заговорил. Переводчицей ему служила девочка-подросток с сотнями мелких косичек, похожих на змеек.

— Деньги давай! — сказала она. — Наша дорога. Не ходить без денег дальше.

Рушич оглянулся, ища взглядом Петрова, чтобы получить знак, как действовать дальше. Однако Петров оставался в машине, не проявляя желания принимать участие в конфликте. Разрядила обстановку Сабрина, протянувшая вожаку туземцев десять долларов. Он что-то выкрикнул, запихивая деньги под чалму.

— Мало! — перевела девочка с косичками.

Сабрина открыла бумажник, чтобы достать другую купюру. Девочка прыгнула вперед, выхватила бумажник и собиралась нырнуть в толпу, когда была схвачена Рушичем. Это вызвало настоящую суматоху. Маленькая вымогательница заверещала как резаная. В загудевшей толпе произошло движение. Женщины и дети подались назад, мужчины с кинжалами стали надвигаться на Рушича.

Это был критический момент. Быков и не заметил, как сам очутился рядом с военспецом. Тот отобрал у девчонки бумажник, толкнул ее к своим и приготовился стрелять. Ствол винтовки ходил из стороны в сторону, выбирая цель.

— Даже не думай, — процедил Быков.

— Хочешь, чтобы нас тут всех перерезали? — сипло спросил Рушич.

Лезвия ножей сверкали на утреннем солнце, будто подтверждая сказанное. Однако Быков не потерял голову от гнева и страха, а потому мог рассуждать трезво. Убийство белых людей повлекло бы за собой преследование племени, что привело бы к утрате источника основного заработка: вымогания денег с проезжающих по дороге.

— Опусти винтовку, — произнес Быков, надавливая ладонью на ствол. — Эй ты, юная леди, переводи!.. Вы получили плату. Вам хотели дать еще, но вы повели себя плохо. Если хотите денег, освободите дорогу. Мы заплатим, обещаю. Но только после того, как вы отойдете.

Не слишком доверяя переводу, он красноречиво замахал руками, показывая дикарям жестами, что следует сделать. Поскольку в одной руке его волшебным образом возникла пятидесятидолларовая купюра, то недовольный ропот стих. Мало-помалу, все еще держа ножи в руках, мужчины стали пятиться и продолжали делать это, пока дорога не очистилась.

Не теряя времени, Рушич забрался в кабину и вывел грузовик из опасной зоны. За ним потянулись джипы. Быков продолжал стоять на месте, держа деньги на виду.

— Теперь отдай, — тихо произнесла Сабрина.

Она не бросила Быкова одного, осталась рядом с ним, и это дорогого стоило. Он, разумеется, не мог требовать от Нормы, чтобы она делила с ним опасности лишь на том основании, что они переспали вместе, однако заноза в сердце осталась. Все, кого предстояло называть товарищами, поспешили улизнуть, бросив Быкова в одиночестве. Естественно, у них была отговорка: мол, он знает, что делает. Или: это его выбор. Что ж, это действительно было так. Вот только Быков никогда не поступил бы таким образом. Теперь выяснилось, что Сабрина слеплена из того же теста.

Быков протянул деньги, которые исчезли с такой скоростью, как будто их ветром сдуло. Темнокожие рэкетиры, весело галдя, отправились восвояси. Только девочка с косичками осталась. Она смотрела на белых людей серьезными, внимательными глазами.

— Чего тебе? — спросил Быков. — Еще хочешь?

— Моя очередь, — сказала Сабрина, протягивая двадцать долларов.

Девочка схватила их и сказала:

— Не ходите дальше. Там смерть.

Быков издал смешок, больше похожий на болезненный возглас.

— Почему? — быстро спросила Сабрина. — Что там? Война?

Для доходчивости она изобразила губами выстрелы. Девочка молчала. Одна из машин призывно посигналила. Из джипа выглянул Петров и позвал:

— Поехали! Что вы там застряли?

Для того чтобы отъехать, он не поленился пересесть за руль, но Сабрину не оставил подле себя в целях безопасности. Это говорило о его натуре больше, чем любые слова.

— Сейчас, — отмахнулся Быков.

— Смерть, — повторила девочка наконец. — Плохое место. Очень плохое. Людям нельзя.

Не вымолвив больше ни слова, она развернулась и побежала за своими соплеменниками.

— У дикарей всегда много глупых предрассудков, — сказал Быков, покосившись на Сабрину. — Я сталкивался, знаю.

— Да, — согласилась она. — Глупо принимать всерьез слова какой-то суеверной девчонки.

Сабрина улыбнулась, отчего смертельная бледность с ее лица не исчезла, а, напротив, сделалась более заметной.