Таня схватила трубку, стукнула ею по подушке, упала на подушку сама. Ирина Павловна уже вышла. Игорь прятался под одеялом. Никто не увидел Таниной истерики.

— Алло!

— Таня!

— Да… Это кто? Это Светлана Марковна?

— Таня!

— Светлана Марковна! Что-то случилось?

— Таня…

Светлана Марковна плакала.

— Я сейчас к вам приду, слышите? Только дверь мне откройте! Через десять минут буду у вас!

Игорь лежал в углу горкой, не шевелился. Тане не хотелось смотреть в его сторону, ему — в ее. Отлично. Вчерашний вечер закончился ссорой. Проще было бы вспомнить вечер, который в последнее время заканчивался как-то иначе. Но вчера появился новый нюанс: беспощадность. Если раньше Игорь ругался, клеймя весь мир, обвиняя в своих неудачах судьбу и страну, то вчера появился новый враг — Таня.

Оказывается, во всем была виновата Таня.

— Ты хотя бы раз накрасилась!

Вот так на вершине ссоры Игорь вчера убил Таню.

И она полночи потом прорыдала, путаясь в прилагательных, которыми пыталась хоть как-то украсить амазонок. И ничего не получалось, никаким самым колоссальным усилием воли не удавалось полюбить и понять амазонок — тех, о которых писалось и для которых писалось…

Светлана Марковна открыла сразу, впустила Таню и немедленно захлопнула дверь.

— Что случилось? — Таня осмотрелась, нет ли следов трагедии. — Что-то случилось?

— Случилось…

Удивительно — Светлана Марковна смотрела прямо, не пряталась, но лучше от этого не стало. Розовые глаза Светланы Марковны транслировали такое отчаяние, что Таня и сама едва не лишилась сознания от страха.

— Что случилось?

— Таня, я…

Светлана Марковна поискала слова, способные передать ее беду, не нашла и просто стянула полотенце, которым до сих пор прикрывала голову.

Сначала Таня не поняла, а потом увидела: в центральной части головы Светланы Марковны белела полянка голой кожи.

— Смотрите! — сказала Светлана Марковна и потянула себя за волосы. Большая часть пряди легко отделилась от поверхности и осталась в руке.

Стояли и смотрели. Таня собралась сначала завести знакомую песню о том, что все будет хорошо, но как-то не пелось. Утешать человека, который снимал с себя собственные волосы снопами, надо было как-то иначе. Вероятно, даже профессионально.

— Видите? — прошептала Светлана Марковна и повторила трюк. И снова толстый пучок волос.

— Что же делать? — испугалась Таня, но взяла себя в руки. Дура, тебя для того и позвали, чтобы ты придумала, что делать! Надо вызвать скорую! А что сказать? Что у человека выпадают волосы?

— У вас что-нибудь болит, Светлана Марковна?

— У меня все болит! Все болит!

Ну, это тоже… Не то, чтобы не аргумент… Но когда болит все, можно быть уверенным, что врачи не оценят.

— Меня рвало всю ночь, у меня бешеная тахикардия! Все болит! Все во мне болит!

— Хорошо, хорошо! Я сейчас куда-нибудь позвоню!

— Сделайте что-нибудь, Таня! Сделайте хоть что-нибудь!

Таня набрала Вадима. Тоже глупость, но когда страшно, надо набрать Вадима.

Он был занят, просил перезвонить через пятнадцать минут. Таня успела за пятнадцать минут уложить Светлану Марковну в постель, зачем-то поставить ей градусник, стремительно выгулять Чапу. Потом набрала еще раз и с ужасом представила, что Вадим сейчас попросит не терроризировать его, звонить пореже. А еще лучше он перезвонит сам, когда освободится, дня через три, и тогда Таня останется одна со всем этим ужасом вокруг. Но Вадим не попросил. Выслушал, помолчал, потом сказал:

— Это последствия химиотерапии. Так бывает. Химия же убивает не только раковые клетки, но и все живое в организме тоже…

— Но это пройдет?

— Откуда я знаю, Таня…

— А кто знает?

— Врач знает.

— А ты можешь позвонить врачу?

Это была какая-то нереальная наглость, и Вадим, кажется, на секунду задумался. Таня ждала, заливаясь слезами. Она вообще не знала, как подступиться к этой дикой теме, к врачу, который уже сказал, что Светлане Марковне осталось жить всего ничего! Ну, он еще раз напомнит, что предупреждал, и что это — начало конца! И как дальше? Сегодня вечером как?

— Я позвоню. Я все решу, не дергайся, — сказал Вадим.

И Таня поняла, за что она влюбилась в него когда-то очень давно.

Настя Первая заглянула в квартиру номер четыре, потом постучала — никто не отозвался. Но в комнате шумели. Настя прошла на смех и не пожалела — все стены, все плоскости комнаты были заняты пакетами с одеждой и одеждой без пакетов.

— О! — сказала восточная женщина Алия. — Еще одна модница пришла!

— Еще одна? — Настя заволновалась. — А что, уже много модниц было?

— Нет, не много. Ты почти первая.

— Ладно. Тогда я начинаю.

— Начинай, — кивнула Алия.

Настя помолилась одежному богу, размяла кисти, вздохнула три раза и погрузилась в осмотр.

Игорь дождался, пока уйдет Ирина Павловна, выполз из-под одеяла и перебежками двинулся на кухню. Посетил холодильник, не нашел там ничего нового, взял банку-пепельницу, телефон и пристроился к окну. Если теща или Таня вернутся, он увидит.

Звонил знакомому звукорежиссеру, другу юности.

— Игоряныч? Какими судьбами?

— Слушай, помнишь, ты говорил, что московские лабухи ищут сессионного гитариста? Помнишь?

— Ну, помню!

— Я согласен! На их условиях!

— А че случилось-то? — удивился звукорежиссер. — Ты ж обычно от халтур отказывался?

— Обычно отказывался, а сейчас не буду!

— Ну, прикольно! Только та халтура уже отвалилась давно — они ж тебя вечно ждать не будут. Нормальная музыка была, кстати, баптистский рок! Мелодия, соло, гитарка — все путем!

— Есть сейчас что-нибудь?

— Сейчас? Ну, сейчас одна местная девка альбом записывает, ей спонсор десять песен пробашлял. Все электронное, но при желании можно всунуть пару гитарных нот. Возьмешься?

— Что за песни?

— Да шняга полная, голимая попса!

— Попса?

— Грех и попса! Что-то там про сердечки…

— Нет, попсу не буду.

— Ну, смотри! Кушать захочется — звони!

Игорь повесил трубку и долго рассматривал мясной тесак. Ему страстно захотелось убить себя, аккуратно порезать на порционные кусочки, завернуть в пищевую пленку и сложить в холодильник, чтобы все вокруг уже нажрались, наконец!