него Женей. Что ж, если Жене это нравится, и если это сохранит Андрея, то он, конечно, подыграет и сделает всё, чтобы Бурлаков остался доволен. Зря Андрей дёргается и трепыхается, сам же зазвал и…

Чай пили уже все, даже Алисе налили. И дали «кусальных» конфет, чтобы занялась своим и не мешала.

– Как хорошо, что вы приехали, – Женя улыбнулась Бурлакову.

– Я тоже рад, – ответно улыбнулся Бурлаков.

Только сейчас он почувствовал, что здорово промёрз в автобусе и устал, и сейчас холод и усталость выходят из него. Уютная кухня, дружная весёлая семья, горячий чай… что ещё нужно для счастья?

Андрей недоверчиво следил за Бурлаковым. В самом деле рад? Или так… приличия соблюдает? Ладно, раскрутим, размотаем, сделаем… по-нашему будет, как мы решили.

Алиса сосредоточенно занималась своими конфетами, разложив их вокруг чашки и откусывая то от одной, то от другой.

Эркин посмотрел на Женю, и, когда она улыбнулась ему, его лицо немного смягчилось. И, заметив это, успокоился и Андрей. Теперь надо, чтобы и Эркин признал профессора, а то братик с характером, в любой момент взбрыкнёт, и упрямый, если решит чего, то своротить его – ой-ё-ёй как повкалывать и покрутиться придётся.

Тишина и спокойствие, и уютное бульканье кипящего на маленьком огне чайника, ветер и снег за стёклами, а здесь весёлые в цветах и колосьях занавески, и бабочки на абажуре – здесь лето. Бурлаков допил и поставил чашку.

– Спасибо, Женечка, но больше не надо.

Эркин быстро искоса посмотрел на Женю: как ей такое обращение – и, увидев её улыбку, тоже улыбнулся.

– На здоровье, Игорь Александрович, – Женя ещё раз улыбнулась и посмотрела на дочь: – Алиса, тебе спать не пора?

– Я ещё не закончила, – ответила Алиса, не отрываясь от конфет.

Андрей негромко коротко рассмеялся, словно прочищая горло.

– Как добирался? На перекладных?

– Да, – кивнул Бурлаков. – пришлось кружным путём с пересадками, – но тон его был весёлым, исключающим сочувствие, будто сложность и утомительность дороги доставляли ему удовольствие.

– А что, самолётом нельзя? – помедлив, спросил Эркин. – Ну, до Сосняков.

– Прямого рейса на Сосняки из Царьграда нет, – объяснил Бурлаков. – Вышло бы только дольше.

– И чего говорят, что авиация самый быстрый транспорт, – хмыкнул Андрей.

– Летит он быстро, – кивнул Бурлаков, – да нужного рейса долго ждать. Особенно, когда его нет.

– Это, – Эркин свёл брови, припоминая, и вдруг перешёл на английский. – Это как чёрная кошка в тёмной комнате? Так?

– Так, – ответил тоже по-английски Бурлаков.

А Андрей недоумевающе спросил на английском?

– Чего? Я не понял, ты о чём?

Эркин хмуро улыбнулся.

– Слышал когда-то. Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, когда её там нет.

– Здоровско! – засмеялся Андрей.

– Это очень древнее изречение, – улыбнулся Бурлаков. – А где ты это слышал?

Эркин опустил ресницы, пряча взгляд, но лицо его оставалось спокойным, а голос ровным.

– Давно. Я мальчишкой совсем был, – и замолчал, явно оборвав себя.

Андрей открыл было рот, но тут же сообразил и густо покраснел. Недоумевающе посмотрела на Эркина Женя. Нахмурился, догадываясь, Бурлаков. Наступило неловкое молчание.

Разрядила его Алиса. Она уже управилась с конфетами и, лёжа щекой на столе, снизу вверх рассматривала абажур, стараясь не заснуть.

– А чего вы все по-английски? – спросила она. – Сегодня русский день.

– Да, – сразу ответил по-русски Эркин и встал. – Давай спать, Алиса, поздно уже.

– Ой, – спохватилась Женя. – В самом деле. Алиса…

– Иду, – вздохнула Алиса, сползая со стула, и у двери обернулась: – Дедушка, а ты завтра будешь?

– Буду, – улыбнулся ей Бурлаков.

– Значит, подарки завтра, – глубокомысленно кивнула Алиса и вышла.

Женя покачала головой, а Андрей рассмеялся. Улыбнулся и Бурлаков. Эркин подошёл к плите и взял чайник.

– Кому горячего? Андрей?

– Давай, – кивнул Андрей, залпом допивая чай.

– А… вам? – обратился Эркин к Бурлакову.

– Спасибо, конечно, – кивнул Бурлаков.

Женя вышла посмотреть, как справилась с вечерними ритуалами и улеглась Алиса, а Эркин налил всем свежего чая, налил и Жене. И, глядя на Андрея, вдруг тихо сказал по-английски:

– Это в питомнике надзиратели об уме индейском говорили.

– Я понял, – кивнул Андрей и тут же поправил себя: – Догадался.

Бурлаков молча и очень внимательно смотрел на них. Эркин прислушался к чему-то и улыбнулся.

– Я сейчас, – сказал он по-русски и вышел из кухни.

Андрей посмотрел на Бурлакова, неопределённо хмыкнул. Бурлаков с улыбкой ждал продолжения, но Андрей молчал, разглядывая свою чашку.

Вошла Женя, а секунды две спустя Эркин.

– Угомонилась? – усмехнулся Андрей.

– Да, – Женя села на своё место, взяла чашку. – Спасибо, Эркин. Игорь Александрович, вы с дороги, устали… Андрюша вам сказал, что… праздновать будем вечером?

– И на всю ночь, – подхватил Андрей и закончил по-английски: – Чтоб небо загорелось.

Эркин мягко улыбнулся и кивнул.

– Согласен, – весело сказал Бурлаков.

– Андрюша, – Женя смотрела на него с лукавой требовательностью. – Так сколько народу будет?

– Готовь на десятерых, Женя, – Андрей ловко подмигнул сразу всем, залпом допил чай и встал. – Если что лишнее останется, я доем. Давайте на боковую. Я себе в гостиной постелю. Женя, согласна?

– Да, конечно, Андрюша, – Женя порывисто вскочила. – Сейчас всё сделаем. Эркин…

И снова вихрь дел, распоряжений, бесшумной, чтобы не разбудить Алису, беготни по квартире.

Оказавшись в маленькой комнате перед уже застеленном на ночь диваном, Бурлаков перевёл дыхание и огляделся. Вот… вот оно, здесь живёт Серёжа. Большой письменный стол с двумя тумбами, рядом стоят два портфеля, больше школьных, «студенческие», традиционная «стенка» шкафов, в книжном… да, книг немного, но явно стоят не для красоты, а читаются, у изголовья торшер, несколько стульев, на стене над диваном небольшая литография – весенний пейзаж, у дивана на полу узкий коврик… да, надо ложиться спать, завтра – большой день, хотя сегодня был не меньший.

Бурлаков открыл шкаф… да, вещей у мальчика, мягко говоря, немного… или держит всё на своей квартире… или просто освободили ему, как гостю, место… Ну, что ж, последнее больше всего похоже на правду, иначе зачем оставлены пустые плечики, вернее, приготовлены. Он открыл портплед и повесил парадный костюм. Совсем не помялся, всё-таки портплед – гениальное изобретение, если им умело пользоваться, но пусть отвисится. Рубашки… на бельевых полках… явно перекладывали, освобождая… да, для него. Бурлаков сглотнул комок, раскладывая рубашки и бельё.

Когда он, уже в пижаме, пошёл в ванную, в квартире было по-ночному темно и тихо. Зная, что в гостиной спят, он не стал включать свет, а просто оставлял за собой приоткрытые двери. И этих щелей ему хватило, чтоб ни на что не наткнуться и не зашуметь.

И вернулся он так же тихо, уже закрывая двери и невероятным усилием заставив себя пройти,