– Что он думает о свободной торговле?

Вопрос был столь резок и внезапен, что Юджин едва не вздрогнул. Но Мередит только улыбнулся.

– Лорду Сент-Джеймсу любопытны ваши взгляды на фритредерство, – пояснил он.

«Храни Бог Флеминга, – подумал Юджин, – храни его Бог!» Благодаря ему он знал, кто перед ним и что ему отвечать.

– Милорд, я согласен с вигами в том смысле, что в принципе свободная торговля пойдет во благо человечеству, но, пока ее не поддержат наши конкуренты, английским торговцам понадобится та или иная защита.

Это, конечно, в точности повторяло воззрения виговских коммерсантов и их сторонников в Сити: все они ратовали за свободную торговлю, покуда она их устраивала.

– Отлично сказано! – рассмеялся Мередит.

Но граф, похоже, еще не натешился. Сверля Юджина острыми старческими глазами, как лошадь, на которую ставил, он каркнул:

– А как же золотой стандарт, молодой человек? Что вы о нем думаете?

Юджин повторно вознес хвалу крестному. Если в 1819 году существовала тема, способная поднять бурю в парламенте и Сити, то ею была великая проблема золота.

Выпускавшиеся банкноты традиционно соответствовали золотому слитку, на который их всегда можно было обменять. Это ограничивало находившуюся в обращении денежную массу и обеспечивало прочность валюты. Но на заре конфликта с революционной Францией английское правительство, действуя через банк, назанимало столько денег и, соответственно, выпустило столько векселей, что денежная масса возросла несказанно. Дошло до того, что к концу Наполеоновских войн на погашение процентов расходовалось до девяноста процентов государственного дохода. В таких условиях не удавалось обеспечить золотом все банкноты, и Английскому банку было разрешено печатать их без гарантии слитка.

Банкноты сохраняли свою ценность, имея за собой большую кредитоспособность банка и возможность у правительства изыскивать деньги посредством налогов. Но многим солидным тори все это напоминало трюкачество.

«Без золота они недействительны», – сетовали они.

А более проницательные задавали вопрос: «К тому же коль скоро валюта не обеспечена золотом, что помешает этим деятелям не напечатать денег, сколько им вздумается?»

Им не было ни малейшего дела до того, что этим они оскорбляли единство канцлера Казначейства и руководства Английского банка. Парламент заявил, что золотой стандарт восстановят в течение нескольких лет. Но к этому имелось препятствие.

– Золото надежно, милорд, – осторожно произнес Юджин. – Но я считаю, что резкий возврат к нему опасен. Чтобы привязать состоящую в обращении денежную массу к слитку, банку придется ее уменьшить. Это означает падение цен. Всякий бизнес пострадает. Хуже того, если выкачать деньги из рынка, то наши торговцы, и без того бедствующие, не получат кредита, который позволил бы им остаться на плаву. Это чревато коллапсом всей финансовой системы.

Это в точности отражало мнение Сити. Об этом без устали твердили парламенту Ротшильд и другие крупные банкиры. Их опасениям предстояло наглядно подтвердиться в веке грядущем под флагом классической депрессии из-за сокращения денежных запасов.

Ответ Юджина побудил графа Сент-Джеймса сказать лаконично:

– Замечательно.

Юджин добился места.

Люси было четыре, когда одним холодным декабрьским утром у нее появился брат. Поначалу решили, что он не жилец.

– Назовем его Горацио, – решил отец. – В честь Нельсона.

Возможно, все они понадеялись на магию великого имени, которая придаст ребенку сил, и это, похоже, сработало. Люси навсегда запомнила день месяцем позже, когда мать осознала, что ребенок выживет, и заявила:

– Малыш не только наш, но и твой. Ты ведь будешь за ним присматривать?

С тех пор Люси иначе и не считала.

Доггетам были ведомы и смерть, и лишения. Уильяму, отцу семейства, было всего три года, когда в огне погиб старый Сеп Доггет, служивший пожарным. Мать Уилла была второй женой Сепа и сделала все, чтобы вырастить его в одиночку. Сводный старший брат Уилла помогал им, но мало, так как был обременен собственными детьми, включая Сайласа. К моменту зрелости Уилл переехал в большой приход Сент-Панкрас, где жил в трех комнатах с женой, Люси и болезненным Горацио – из пятерых детей выжили только двое. Младенческая смертность была городским проклятием. До шестилетнего возраста не доживала и половина лондонских детей.

Пенни внушал себе, что беспокоиться незачем. В конце концов, это была лишь скороспелая догадка. Мередит, несомненно, знал, что делал. Юджин поинтересовался мнением крестного, но Флеминг посоветовал ему не волноваться.

А пока он жил припеваючи под началом у Мередита. Первые два года провел в его доме, навещая Флеминга и иногда, по субботам и воскресеньям, – родителей в Рочестере. Стал старшим братом четверке бойких ребятишек Мередита; был тайно влюблен в очаровательную миссис Мередит – она и ее муж, конечно, отлично об этом знали – и полагал, что если когда-нибудь заживет по их образу и подобию, то станет поистине счастливым человеком.

Банк «Мередитс», как большинство частных банков, оказывал услуги многим землевладельцам, но его главная забота – выделение коммерческих ссуд торговцам, занятым импортом и экспортом. Промышленники оставались ни с чем. «Иначе мне придется вникать в производство», – пояснил Мередит. Производителям на заре промышленной революции помогали друзья, иногда – аристократы-спонсоры и почти никогда – банки. Насущным хлебом мелких, как у Мередита, банков были краткосрочные ссуды для грузовых перевозок, аккредитивы и дисконтирование счетов.

Дела шли туго. Опасения Сити насчет золотого стандарта частично подтвердились. Денежная масса уменьшилась, кредиты урезались, акции падали, и все стало зыбким.

– Нам нужны новые клиенты. Ищите торговцев с узкой специализацией: они часто выживают, – велел Мередит клеркам.

Юджин нашел таких, включая торговца, который занимался индийскими красителями, черепаховым панцирем и перламутром. Но он мечтал втянуть Мередита в дело, сулившее баснословную прибыль: иностранные займы.

Эти внушительные ссуды выдавались правительствам Франции, Пруссии, а в последнее время – южноамериканским странам. Но выгодный бизнес был совершенно неподъемен для отдельного банка, и банки, включая принадлежавший Мередиту, сливались в синдикаты.

– Серьезную прибыль извлекают лишь банки-агенты, то есть посредники, – объяснил Мередит, – потому что получают еще и вознаграждение.

Лидерами в этой сфере являлись банки Беринга и Ротшильда, которые обладали международными связями и могли привлечь к участию другие организации по всей Европе. «Впрочем, „Берингс“ остается за бортом», – отмечал Мередит. К 1820 году всем стало ясно, что младшее поколение Берингов, владевшее крупнейшими поместьями, не уделяло достаточного внимания тонкостям своего бизнеса.