– Отец, я удивляюсь, почему вы терпите это в собственном доме, – посетовал лорд Боктон.

Граф Сент-Джеймс и ухом не повел.

– Мой сын хочет сказать, – жизнерадостно пояснил он Карпентеру, – что если бы этот дом принадлежал ему, то здесь бы не было никаких радикалов. И он не понимает одного: почему я вообще продолжаю тут находиться. Он полагает, что я зажился на этом свете. Правильно, Боктон?

– Отец, это возмутительно!

– И деньги, понимаете ли, достанутся ему.

– Отец, я не думаю о деньгах.

– Тем лучше. – Граф со злорадством взглянул на сына. – Деньги, деньги, деньги! – произнес он радостно. – Они для того, чтобы жить в свое удовольствие. Пожалуй, я все и потрачу. – На самом деле граф был намного богаче, чем думал сын, и это чрезвычайно его веселило. – А знаете, Боктон, – спохватился он вдруг, – я собираюсь построить на следующий год новый дом. В Риджентс-парке.

Во времена недееспособности несчастного короля Георга страной управлял его наследник, принц-регент; этот период длился так долго, что был назван Регентством. И что бы ни думали о принце-регенте – человеке, бесспорно, пустом и ленивом, – никто не отрицал, что он обладал стилем. Широкую, обустроенную колоннами городскую артерию Риджент-стрит проложил его архитектор Нэш, уже приступивший к проекту еще замечательнее – оштукатуренным домам и великолепным особнякам по контуру подковы Риджентс-парка. Граф наблюдал за лордом Боктоном, который, пребывая в неведении насчет всего этого, не сумел скрыть гримасу, исказившую лицо при мысли о дороговизне затеи.

– У вас есть внук, сэр, о котором тоже не следует забывать, – с укоризной произнес он.

При упоминании внука взгляд графа немного смягчился. Маленький Джордж был совершенно другим делом. Но мужчина не собирался испортить себе развлечение.

– И возможно, отец, вы все-таки чуточку стары для таких затей, – продолжил лорд Боктон.

– Вовсе нет, – искренне возразил тот. – Я проживу до ста. А вам будет за семьдесят. – Он выглянул в окно. – Никакого бунта. Все спокойно, Боктон. Ступайте домой.

И старый великосветский повеса ушел с Карпентером под руку.

Когда они прилично отошли от дома, лорд Боктон обратился к своему мрачному спутнику:

– Что скажете, мистер Силверсливз?

Силверсливз покачал головой.

– Любопытный случай, милорд, – согласился он и помедлил, прежде чем с сожалением продолжить: – Хотя я не могу… – Он чуть не брякнул «по совести говоря», но передумал. – На сей момент я не могу последовать вашему предложению.

– Но надежда есть?

– О да, милорд, – ответил Силверсливз с профессиональной вескостью. – Его чувство ответственности, несомненно, снижено. Считает, что доживет до ста: бред. Транжирит свои деньги: недееспособность. Его радикальные взгляды – а их я, сэр, считаю ядром – суть именно то, что вызреет в безумие. – Он вздохнул. – Я наблюдал это не раз и не два, милорд: человеком овладевает идея, она разрастается и в итоге добивает его. От энтузиазма к одержимости, от одержимости – к невменяемости. Это вопрос времени и терпения.

– Значит, вы сумеете его запереть? – напрямик спросил Боктон.

– О, я в этом уверен, милорд. Рано или поздно.

– Надеюсь, что рано, – заметил лорд Боктон. – Я рассчитываю на вас.

Это было так, потому что мистер Корнелий Силверсливз являлся заместителем суперинтендента знаменитого Вифлеемского госпиталя, недавно переехавшего в просторные новые хоромы в Саутуарке. Или в обиходе – Бедлама.

Пенни повезло с крестным. Джереми Флеминг жил в удобном узком старом доме неподалеку от Флит-стрит в нескольких минутах ходьбы от кондитерской деда. Вогнутое лицо вдовца, чьи дети давно переженились и покинули дом, расплылось в восторженной улыбке: наконец-то у него будет компания! Он заверил Юджина, что тот волен жить у него сколь угодно долго. Также он приветствовал намерение крестника освоиться в мире финансов, потому что приобрел энциклопедические знания о Сити, снискав огромное уважение за многолетнюю службу клерком в Банке Англии.

В первый день Флеминг показал Юджину Тауэр и собор Святого Павла. Во второй они посетили Вестминстер и Уэст-Энд. На третий он уведомил Юджина: «Сегодня мы возьмемся за твое обучение». Ровно в девять утра они погрузились в двуколку, и пони зацокал по Лондонскому мосту в сторону Гринвича.

– Если хочешь понять Сити, то начинать нужно отсюда, – объяснил Флеминг, когда они взглянули на панораму, открывшуюся с Гринвичского холма.

Вид разительно отличался от того, что встретил Юджина тремя днями раньше. Дул свежий восточный ветер, небо очистилось; далекий город предстал столь ясно, что выглядел нарисованным, а ниже сверкал широкий изгиб реки. Но Флеминг обратил его внимание на череду водных проблесков, которые напоминали большущие пруды по соседству с рекой.

– Это Лондонские доки в Уоппинге; слева – Суррейские, прямо напротив – Вест-Индские, а Ост-Индские еще дальше. – Лицо Флеминга озарилось счастливой улыбкой. – Доки, Юджин! Правда, они прекрасны?

Река, почти не менявшаяся со времен Тюдоров, за последние двадцать лет преобразилась. В Лондонском Пуле ниже Тауэра стало так тесно, что пришлось что-то делать. В приречных топях соорудили сперва один огромный док, затем другой, потом создали систему каналов, построили набережные и дороги, положив начало Лондонским докам. У Юджина голова пошла кругом, когда Флеминг сообщил объем товарооборота в неуклонно разраставшейся Британской торговой империи – внушительные поставки сахара из стран Карибского бассейна, поставки чая из Индии, где Англия, благодаря ряду блестящих кампаний, ныне успешно правила значительной частью субконтинента; широкую торговлю с Европой, Россией, Северной и Южной Америкой. За последние сто лет Лондон превратился из крупного порта в столицу мировой торговли.

– Но никогда не забывай, что это все возможно благодаря одному, – продолжил Флеминг и указал на два фрегата, пришвартованные в Дептфорде. – Военный флот.

После двухвековой борьбы с испанцами, голландцами и французами корабли, заложенные и построенные на дептфордской военно-морской базе короля Генриха Тюдора, подтвердили свое господство на море. Если начало английской торговой империи положили буканьеры королевы Елизаветы, то Нельсон с его продолжателями обеспечили ее сохранность.

– Без флота, Юджин, не будет и города, – изрек крестный.

Юджин расспросил его о многом. Например, не повредила ли торговле Война за независимость США?

Флеминг пожал плечами:

– Да не особенно. Торговля, знаешь ли, подобна реке. Ее останавливаешь, а она знай просачивается. Когда-то главным товаром был табак, а теперь это хлопок. Они выращивают, мы обрабатываем. Есть независимость, нет ее, нравится или не нравится, а торговля идет.

– Но не всегда, – возразил Юджин.

Во время затяжного конфликта с Наполеоном, когда могущественный французский император отрезал Англию от большей части Европы, выстояли только контрабандисты.