Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На том самом месте, где Чу Ваньнин пал в сражении, он встал на колени и поклонился до земли.
Один поклон.
Два поклона.
Вплоть до трех поклонов.
Когда Тасянь-Цзюнь поднял голову, стало видно, что под капюшоном его ресницы покрылись инеем, а выражение лица было очень серьезным и торжественным. Никто не знал, о чем он тогда думал. После этого он поднялся с таким видом, будто совершил то, что всем сердцем стремился сделать много лет. В полном молчании он отряхнул от снега черную одежду и направился к самому мощному духовному источнику на горном хребте Куньлунь.
Теперь, когда император вступил в игру, никто в этом мире не мог его остановить. Ши Минцзин не ошибся с выбором: среди людей он обладал не только самой мощной духовной энергией, но и внушающей благоговение, совершенно непревзойденной врожденной способностью к совершенствованию.
Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти будут открыты.
Глава 290. Пик Сышэн. Рождение двух цветков зимней сливы на одном стебле
Сюэ Мэн лежал на земле. Он так напился, что на какое-то время впал в пьяное оцепенение, и даже не понял, что только что встретил самого страшного демона в мире. Упав спиной на снег, он лежал на земле и снежные хлопья с вершин горного хребта Куньлунь, словно весенний ивовый пух или осенний пух рогоза, медленно парили в воздухе, укрывая его тело.
Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем из белой пелены снегопада вышел человек с зонтиком из красной промасленной бумаги и подошел к нему. Сюэ Мэн прищурился, пытаясь разглядеть кто это. Наконец, ему все-таки удалось рассмотреть холодное лицо этого человека.
— Мэй…
Сюэ Мэн чувствовал себя таким изможденным, что пробормотав лишь первый слог его имени, второй так и не смог выговорить.
— Да, это и правда я, — Мэй Ханьсюэ был немногословен, и просто помог ему подняться с земли.
Сюэ Мэн привалился к его плечу, но вместо того, чтобы попытаться уйти, спросил:
— У тебя есть вино?
— Нет, — ответил Мэй Ханьсюэ.
Пьяный Сюэ Мэн его как-будто и не слышал:
— Отлично, тогда составишь мне компанию, пропустим по чарке?
— Не пью.
Сюэ Мэн ненадолго затих, а затем со смехом сказал:
— Нет, только поглядите на него. Сукин ты сын, раньше я не пил, а ты меня спаивал, а теперь я пью, а ты говоришь, что не пьешь. Смеешься надо мной?
— Я воздерживаюсь от спиртного.
Сюэ Мэн пробормотал себе под нос что-то напоминающее ругательство, после чего оттолкнул Мэй Ханьсюэ и, утопая в снегу, побрел по бескрайнему снежному полю. Сжимая в руке зонт, Мэй Ханьсюэ, смотрел на его удаляющийся сгорбленный силуэт. Он не стал его догонять, только спросил:
— Ну и куда ты идешь?
Сюэ Мэн и сам не знал, куда идет, и просто испытывал досаду от того, что ему не хватило вина, чтобы упиться до смерти.
— Вернись, дальше дороги нет, — сказал Мэй Ханьсюэ.
Сюэ Мэн резко остановился, замер в оцепенении, а потом вдруг громко разрыдался:
— Блять, я просто хочу немного промочить горло! Ты даже выпить мне не даешь! Не пьешь ты, так и не пей, зачем меня обманывать, что воздерживаешься от спиртного! Что ты за выродок такой, а?!
— Я тебя не обманываю.
Сюэ Мэн его вообще не слушал, продолжая плакать и стенать:
— Что вы за нелюди такие?!
— …
— Я несчастен, разве ты не видишь?!
— Вижу, — ответил Мэй Ханьсюэ.
Сюэ Мэн сначала опешил, а потом разозлился пуще прежнего, да так, что даже кончик его носа покраснел:
— Ладно… ладно, я вижу, что ты не собираешься со мной пить. Боишься, что я нахаляву пропью все твои деньги, а потом не верну? Позволь напомнить, что на самом деле я не так уж беден…
С этими словами он действительно достал из кармана свой мешочек, бормоча что-то себе под нос, высыпал на ладонь кучу медных монет и пересчитал несколько раз, с каждым разом все больше расстраиваясь:
— А? Почему так мало?
Мэй Ханьсюэ прижал руку к виску. Очевидно, у него разболелась голова:
— Сюэ Мэн, ты пьян. В первую очередь тебе надо пойти отдохнуть.
Прежде чем Сюэ Мэн успел ответить, за спиной послышался шорох шагов, а потом еще один куда более приятный и любезный голос:
— Старший брат, какой смысл обсуждать что-то с пьяным человеком?
Эти слова сопровождались появившимся в поле зрения шелковым рукавом. Внутри рукава была рука, сжимающая бурдюк из бараньей шкуры, а на запястье висел серебряный колокольчик. Мэй Ханьсюэ прищурился и повернул голову…
За его спиной стоял человек, который был похож на него как две капли воды, только на губах его играла улыбка, а выражение лица было непривычно мягким и даже ласковым.
— На самом деле, когда ты встречаешься с пьяным, у тебя есть только два пути, — посмеиваясь, сказал этот двойник, — Либо споить его до бесчувствия, либо избить до потери сознания.
Мэй Ханьсюэ: — …
После этого мужчина подмигнул Мэй Ханьсюэ и продолжил:
— Знаю, что старший брат воздерживается от спиртного. Так что возвращайся, а я выпью с ним за компанию.
Слабый голубоватый дымок вился, изящно танцуя, нежный и мягкий, почти незаметный и от того немного таинственный.
Спальня старшего брата-наставника во Дворце Тасюэ была наполнена густым ароматом самой дорогой амбры. Повсюду лежали мягкие белые ковры с таким длинным ворсом, что стоило ступить на застеленный ими пол, и нога утопала по щиколотку. Из-за обилия легких полупрозрачных занавесок можно было и перепутать, солнце или луна сейчас светит в окно, день или ночь стоит на улице. Легкий ветерок играл тюлевым пологом, то приподнимая, то опуская его.
Мэй Ханьсюэ, подперев щеку рукой, лежал прямо на белоснежном ковре, потирая друг о друга белые как нефрит пальцы босых ног. Его похожие на драгоценный нефрит глаза смотрели на Сюэ Мэна, который сидел перед ним скрестив ноги и большими глотками пил вино.
Когда количество кувшинов перевалило за третий десяток, Мэй Ханьсюэ с улыбкой спросил:
— Эй, Цзымин, а ты не удивлен?
— Чему мне удивляться?
— Тому, что нас двое.
— …Э?
Мэй