— Я и забыл, что ты не умеешь пить, а когда перепьешь, твои мозги, вероятно, сильно отличаются от мозгов обычных людей, так что ничего не может тебя поразить и удивить.

— Хм… — промычал Сюэ Мэн.

— Не знаю, заметил ли ты, что в тот день на Пике Сышэн именно мой старший брат остановил твой меч.

— Не могу вспомнить.

— Ты видел его меч Шофэн, — продолжал Мэй Ханьсюэ, — отлитый из северного железа серебристый меч.

Сюэ Мэн нахмурился, изо всех сил стараясь вспомнить:

— Но… человек, который в тот день в главном зале блокировал меня, был очень уродлив. И оружие было не серебристое… оно было… было…

— Оно было голубое, — Мэй Ханьсюэ понимающе кивнул. — Поскольку в тот день мой брат был очень зол и взволнован, он влил в меч свою духовную энергию. Обычно он не использует так много духовной энергии, на самом деле моему старшему брату не нравится быть жестоким.

— …

— По правде говоря, мы оба можем владеть этим мечом: у меня древесное и водное духовное ядро, а у него огненное и водное. При случае ты мог заметить сразу три вида духовных потоков — зеленый, красный и синий, но…

Он осекся, поскольку Сюэ Мэн выглядел не слишком заинтересованным его речью и, прослушав лишь половину, c отстраненным видом опять принялся за вино.

Мэй Ханьсюэ сощурил глаза и пригляделся к нему повнимательнее.

Ему вдруг пришло в голову, что сейчас Сюэ Мэн не соответствует тому образу гордой и вспыльчивой птицы высокого полета, который демонстрировал в обычные дни, и выглядит скорее немного холодным и отстраненным. Из-за этой холодности Сюэ Мэн стал похож не на себя, а на другого человека.

Но на кого?

Мэй Ханьсюэ было лень думать об этом сейчас, поэтому вскоре он позабыл об этом. Чем бы ему не пришлось заниматься, он всегда был похож на тонкую струйку дыма, что выплевывает стоявшая перед ним курильница в виде золотого благословенного зверя. Разомлевший и томный, он лениво плыл по жизни, словно бесплотный дух.

Допив последний бурдюк вина, Сюэ Мэн спросил Мэй Ханьсюэ:

— Еще вино есть?

— Есть, но ты уже выпил слишком много, чтобы просить еще.

— Я не пьянею и с тысячи чарок.

Мэй Ханьсюэ рассмеялся:

— Ты ненормальный?

Он все же передал ему вино, но прежде, чем вручить ему, с теплом в голосе мягко предостерег:

— Это последний кувшин. Если дам тебе еще, и мой старший брат узнает об этом, то он просто живым меня четвертует.

Сюэ Мэн молчал, с равнодушным видом потягивал вино и был совершенно не похож на себя. Вдруг, как будто между делом, он пробормотал:

— У тебя тоже есть старший брат?

— А? — со смехом переспросил Мэй Ханьсюэ. — Я тебе об этом уже полдня толкую, а ты только заметил.

В глазах Сюэ Мэна промелькнула какая-то эмоция, но его длинные ресницы тут же опустились, словно крылья присевшей отдохнуть бабочки. Он снова тихо пробормотал:

— У меня тоже есть старший брат.

— Да, я знаю.

Сюэ Мэн прислонился к балке. От долгого сидения скрестив ноги его тело немного затекло. Вытянув одну ногу, он какое-то время смотрел на Мэй Ханьсюэ.

Вдруг ледяное выражение на его лице растаяло, глаза ярко вспыхнули и заискрились смехом. Но даже этот сияющий улыбкой Сюэ Мэн все еще не был похож на привычного Сюэ Мэна.

— Эй, а как твой старший брат с тобой обращается? — со смехом спросил он.

Мэй Ханьсюэ слегка изумился этой перемене. Неужели этот человек, когда напивается, всегда так себя ведет? Все же он ответил:

— Замечательно.

— Ха-ха-ха, а ты и правда бережешь слова, словно золото. Замечательно, это как? В чем это выражается? Выплавит ли он для тебя оружие или приготовит для тебя лапшу, когда ты болен?

Мэй Ханьсюэ улыбнулся и ответил:

— Вовсе нет, но он может защитить меня от дам.

Сюэ Мэн: — …

— Мне не очень нравится смотреть, как мои бывшие любовницы плачут и скандалят, — пояснил Мэй Ханьсюэ. — От тех, кто не может спокойно принять наше расставание, он меня и защищает. Ему это дается гораздо проще, чем мне, ведь он не такой чувствительный и не любит ходить вокруг да около[290.1]. У него вообще нет к этому никакого интереса, в свои-то почтенные годы он даже за руку девушку не держал.

Сюэ Мэн сморщил нос:

— Как зовут твоего старшего брата?

— Мэй Ханьсюэ.

— Так же, как и тебя?

— Иероглиф другой, — Мэй Ханьсюэ засмеялся. — Мой брат и правда, холодный[290.2], как снег, так что полностью соответствует своему имени.

— И зачем вы двое вообще решили провернуть этот фокус… — продолжил болтать внезапно разговорившийся Сюэ Мэн.

— Так удобнее заниматься делами. Когда какое-то дело делают два человека, в этом нет ничего странного, а вот если люди считают, что все это дело рук одного человека, у них сразу появляется ощущение, что это нечто невероятное и труднодостижимое. Глава Дворца намеренно выбрала для нас этот путь, поэтому с детства мы со старшим братом неразлучны.

Рассказывая это, он снял крышку с курильницы и серебряным черпаком помешал пепел внутри, после чего наполнил ее благовониями, которые успокаивали дух и устраняли внутренний холод, и мягко продолжил.

— Каждый из нас всегда носит с собой маску из человечьей кожи. Когда он надевает ее, я показываю людям свое настоящее лицо, когда маску ношу я, он занимается делами в своем истинном обличье, и так уже больше двадцати лет.

— И вам не надоело?

— Нет, не надоело, это довольно весело, — Мэй Ханьсюэ рассмеялся. — Хотя мой старший брат наверное чувствует себя уставшим. Он всегда говорит, что в миру у меня слишком много любовных долгов и из-за этого, покидая дом, ему приходится обходить стороной всех этих заклинательниц.

Сюэ Мэн даже представить не мог, что чувствует человек, постоянно окруженный заклинательницами. На самом деле, можно сказать, что он и старший Мэй Ханьсюэ были в одинаковом положении, ведь в своем возрасте он тоже еще даже за руку девушку не держал.

Однако подобного рода вещами хвастаться точно не стоило, поэтому он молча осушил кувшин с вином и так ничего и не сказал.

Когда Мэй Ханьсюэ почти поверил, что он уже напился и