class="v">И Казаньско́го цяря со престола снять,

Снять с ёго корону цярьскую.

Потом пир завелсы у ёго, на пиру он и захвастал:

«Я вывел изменушку ис Каза́нь-града,

И вывел ис Тульского, ис Тобульского,

10 Из Новаграда.

Ешше выведу ис Чернигова».

Из сыновей его старший сын поперечил: «Ты вывел измену ис Казань-града, а не вывел ис Тульского, ис Тобульского». Младший сын милостив был, и помиловал. — «Подай мне виноватого». — говорит цярь. Брат-то и озяб. На́ брата сказать — брата жаль, на друга сказать — цюжа кроф ва пролить. Пришло сказать на брата родимого, на того Федора цяревичя. И россердилсэ грозен цярь, скричял: «Возьмите моего сына, везите его ко тее́ ко плахи ко кленовыи, ко ляги ко кровавыи, рубить-казнить с плечь буйну голову». Все испужались. Малюта Вошкуратьёвичь поднял руки на́ роды на цярьскии. Увозил Федора цяревичя. Вси няньки-мамки испужалися, побежали к Микитушки к Романовичю, ко тому дядюшки любимому. Прибежали: «Уж ты дядюшка Микита, князь Романовичь, уш ты сьпишь, лежишь, высыпаишься, ничего не знаш, не ведаеш. Как не стало на Руси племянника твоего любимого, Федора цяревичя». Тут со сна пробужалсэ Микита князь Романовичь. Са́пошки одел на босу́ ношку, сертучок броси́л на одно плечё, шляпочьку броси́л на одно ушко́; прямо садилсы на добра коня, и прямо поехал по городу. Стоит народ толпамы. — «Ой же вы, народ православныи, пропусьтите князя Микиту Романовичя». Выехал на чистое поле, шляпою машет, голосо́м кричит: «Ах ты сукин сын, Малюта сын Шкуратьевич, поднял руки на́ роды на цярьскии. Етот калачь сьеш дак подависьсе!» Приехал. Малюта саблю опусьтил. Езьдили по посельицям, искали тако же лицё, молодого юношу. Купили, голову сказьнили, привезьли к цярю. Прошло колько времени. Пир завелсэ. Цярю стало жалко сына. Микита говорит: «Есь ли прошшенье виноватому? Смотри, не пятьсе!» Тут пир завелсэ и вза́больнёй.

———

Александр Семенович Мяхнин

XXXIII. Александр Семенович Мяхнин, 17 лет, сын Семена Абрамовича. Знает стихи: «Езьдит старой на добром кони» (Илья Муромец), Егорий Храбрый — «Во шестом году в осьмой тысячи», «Добрынюшка Микитич ходил, путешествовал», «Дунай Иванович», «Что за чудная превратность». Учил на тонях, не у отца, знает до 10 «стихов», слыхал про князя Романа (7/1, л. 3, 202—202 об.).

259. ПОТЫК ИВАНОВИЧ

Жил был Потык сын Иванович.

Походит он на те ли мелки заводи

Стрелять гусей да белых лебедей.

Не бела́ лебедочка на заводи закыкала:

5 «Не стреляй ты меня, Потык сын Иванович.

Я не лебедь есь белая —

Марья Юрьевна да лебедь белая». —

«Приплывай-ко ты, Марьюшка,

Ко кру́ту красну бе́решку».

10 Взял он Марьюшку за белы́ руки,

Ц́ёловал он Юрьевну ф сахарни́ уста.

Едет Потык с молодой женой Марьей Юрьевной,

Едет ему настречу стар казак да Илья Муромець —

«Ой же ты, Потык сын Иванович,

15 Ты кого везёшь? —

«Я везу себе богомсужену да богомряжену». —

«Ты везёшь себе ведь люту змею;

Она уходят тя, Потыка сына Иваныча!»

Он едет прямо во Божью́ церкву,

20 Полагаёт заповедь великую:

Кто наперёд умрё, живому вслед итти.

Оны прожили три недели. Она стала помирать, Марья Юрьевна — «Зделай мне колоду белоду́бову, штобы стойком стоять, сидком сидеть ды лежко́м лежать». Он ей зделал. Похоронили Потыка Ивановича. Ёму дали колокол звончи́тыя, дали книгу — слово Божие. Овернулась Марьюшка люто́й змеёй, стала Потыка огнём жець. Он стал звонить в колокол звонця́тыя, стал читать книгу, слово Божие. Едет старо́й казак Илья Муромець ис чиста́ поля. Идут ему настречу калики перехожия. «Шшо ю нас во городи во Киеви деиц́е? Шше экой звон большой?» — «Похоронен Потык сын Иванович». Он едет, старой казак, прямо на кладбишше, розрывать Потыка сына Иваныча.

Доставали колоду белодубову;

Овернулась Марьюшка Ягой-бабой,

Стала звать Потыка ф прокляту́ Литву.

Он поехал с молодой женой с Марьей Юрьевной в прокляту́ Литву. Приехал во чисто́ полё. Овернула его серым камешком. Шшо лежать ему веки-по́веки. Едёт старой казак Илья Муромець ис циста́ поля, Олёшенька Поповиць да Добрынюшка Никитиць. — «Никогда экого камешка во чисто́м поли не было́». — «Верно, — говоря, — овёрнутой Потык сын Иванович». Он скажот своим богатырям: «Ой же ты, Олёшенька Поповиць, кидай-ко этот камешок назать себя». Олёшенька Поповиць не мог поднять. — «Ну-ка ты, Добрынюшка Никитиць, бери-ко этот камешок, кидай-ко этот камешок назать себя». Взял Добрынюшка Никитич — не мог поднять. Розсердилсы старой казак да Илья Муромець, он хватил этот камешок во праву руку, он метал этот камешок назать себя. Выскакивал Потык сын Иванович. — «Фу, фу, фу! долго спал да ф пару стал!» Он пошол Потык сын Ивановиць ф прокляту Литву к Марьи Юрьёвной. Она стретает его, молода жона да Марья Юрьёвна. Напоила ёго разныма воткамы. Потык сын Ивановиць без ума заспал. Она пошла ф кузьницю ковать цётыре гвоздя поларшинные, забить Потыку во белы руки, в резвы́ ноги. Сама скаже: «Глупа баба, не сковала гво́здя аршинного забить Потыку в белы́ груди». Она пошла ковать гвоздь аршинный. А была у ей в работницях девиця Ц́ернявиця. Она ростресла Потыка сына Ивановиця, вырвала гвозди из рук, из ног. Взял Потык саблю кровавую, стал к дверям. Как несёт баба Яга гвоздь аршинны, гвоздь у ее ф калену́ рожжён. Он срубил у ей буйну голову. Он взял девицю Чернявицю. Он сожог у ей полату белокаменну, он поехал ф Киеф-грат. Едё прямо Потык во Божью церковь. Едё ёму настрету старой казак да Илья Муромець: «Ты кого везёшь?» — «Я везу себе молоду жону». — «Ты везешь себе нынь богомсужену да богомряжену». Приехал во Божью́ ц́еркву, овенцялса Потык с девиц́ей Чернявиц́ей. Стали оны жить да быть ды добра наживать.

260. КОЗАРИН ПЕТРОВИЧ

На роду Козарина попортили,

Отець с матерью на́ руки не приняли;

Оддавали бабушки задворенки,

Ей кормить поить да до шести годоф.

5 Он стал по уличкам побегивать,

С малыма ребяткамы поигрывать:

Которого дерьне за́ ногу,

У того ногу долой повыдерьня,

Которого дерьне за́ руку,

10 У того руку