Немного погоревали по этому поводу юнкера, составили несколько куплетов «Журавля» на 2-ю батарею и два орудия передали. Личный состав этих двух орудий вошел в пеший взвод.

Стали: командиром батареи – подполковник Миончинский, 1-м орудием стал командовать штабс-капитан Шперлинг, 2-м – поручик Казанли[344], пешим взводом – поручик Боголюбский Н.[345], пулеметной командой – подпоручик Гагеман[346], командой разведчиков – подпоручик Давыдов[347], телефонистами – портупей-юнкер Александрин и заведующим хозяйством – капитан Межинский[348].

На второй день нашего пребывания в станице в батарее между двумя юнкерами произошел крупный инцидент, для ликвидации которого был выбран юнкерский суд чести, под председательством капитана Межинского.

Все отдельные отряды, батальоны и команды были сведены в более крупные единицы. Тут образовались: 1-й Офицерский полк – генерал Л. Марков; Корниловский Ударный – полковник Ийженцов; Юнкерский батальон – генерал М. Боровский; Партизанский полк – генерал Богаевский; артиллерийский дивизион – полковник Икишев – из 4 батарей по два орудия: Миончинский, Шмидт, Ерогин и Третьяков, Чехословаций инжерный батальон – капитан Неметчик, и конные отряды сведены в дивизион полковника Гершельмана.

12 февраля ознаменовалось для батареи радостным приказом, производившим всех юнкеров в первый офицерский чин – прапорщика. Теперь батарея стала называться 1-й Офицерской и состояла почти из прапорщиков, за исключением командного ее состава. За время стоянки в станице Ольгинской батарея отдыхала, приводила в приличный вид обтрепанное обмундирование, чистила лошадей и приводила в порядок материальную часть. 13-го утром армия двинулась в станицу Хомутовскую.

От Ольгинской до Лежанки[349]

С 13-го по 23 февраля 1918 года

13-го утром батарея вышла из Ольгинской. За станицей, в сторону Хомутовской, был назначен сборный пункт, где части занимали каждая свое место в порядке походного движения. Во все время похода дух молодых прапорщиков, их жизнерадостность и легкость, с которой они переносили лишения, ставились в пример всем, а юнкерские песни, распеваемые на сборных пунктах с бесшабашной удалью и с поразительной веселостью, притягивали к батарее массу посторонних.

Случалось отставать от батареи, догоняешь ее только на сборном месте, разобраться в этой массе конных, пеших людей и повозок и найти батарею очень трудно, но вот откуда-то издали несутся громовые раскаты хохота, свист, улюлюканья и звуки «Журавля», дружно подхватываемые хором, направляешься туда и безошибочно находишь 1-ю батарею. Около орудий много любопытных, пришедших послушать. Особенно нравилась всем артиллерийская песня – «На посту дивизиона».

Журавель

Соберемтесь-ка, друзья,

И споем мы «журавля»…

Белый крестик на груди,

Миончинский впереди…

Митю можно полюбить

Только ножки подрубить…

Полноты ему придать

И немножко воспитать…

Всем известно, что разведка

Ходит сзади очень редко…

Впереди их, словно пава,

Выступает наша Ава…

А за боевою частью

Прет обоз – бойцов несчастье.

И в обозе «завсегда»,

Ездил Машин, господа.

На коне сидит котом,

Трясет гордо животом…

Машин бороду побрил,

Доброволицу смутил…

Но конечно, в батарее

Есть полковники милее.

Чем, к примеру, не «предмет»,

Наш Михайлов-пистолет…

Где кисляк и молоко,

Там орудие Михно…

Опираясь на губу,

Хартулари прет в избу…

В батарее вечно пьян,

То Межинский капитан…

(Ава – уменьшительное имя институтки Августы Пята, порученной батарее генералом Алексеевым во время похода при расформировании обозов; она ездила верхом с батарейной командой разведчиков, исполняя обязанность таковых. – К. С.)

Мимо батареи справа вытягивается на дорогу санитарный обоз, развеваются косынки сестер, громовое «Сестры лазарета красный крестик носят…» заставляет их моментально убраться в санитарки и смущенно задернуть занавеску. «По коням», – раздается команда. Пение моментально обрывается, еще момент – и все уже на местах. Полная тишина воцаряется на сборном пункте. Все взоры обращены к станице, оттуда медленно приближается отряд конных, видны белые папахи текинцев и развевающийся трехцветный флаг.

Впереди знакомая фигура генерала Корнилова, на высокой буланой лошади, в серой солдатской шинели и офицерской папахе. В холодном утреннем воздухе громко и четко разносится дружный ответ. Голова колонны двинулась, но мы еще стоим. Снова раздаются песни, смех и шутки. Опять: «По коням». Из станицы по дороге быстро несется отряд конных с развевающимся черным значком. Впереди них мчится генерал Марков, в белой папахе, в черной кожаной куртке, с нагайкой в руке. Он весь воплощенная энергия, сплошной порыв. Как дух проносится он мимо батареи, и наше дружное приветствие застает его уже в голове колонны. За ним поодиночке несется карьером отставший конвой.

Вот мимо батарей проезжает медленно генерал Алексеев, он сидит в своей любимой позе, боком на сиденье, с головой опущенной на руки, руки опираются на палку. Его доброе старческое лицо с ласковым участием смотрит на своих юнкеров. На всех лицах написано чувство благоговейного уважения. Но вот экипаж скрывается среди массы повозок, и батарея вытягивается на дорогу.

К вечеру прибываем в станицу Хомутовскую. На рассвете подъем, все готово к выступлению, но оно почему-то откладывается. Сидим в чистой просторной комнате и пьем чай. Слышится какое-то потрескивание и стук колес. Начал идти дождь, замечает кто-то. Нет, это стук обозных колес, отвечает другой. Пощелкивание усиливается, полное впечатление того, что большие дождевые капли стучат по железной крыше. «Что вы здесь сидите, – влетает хозяин, – по станице идет бой. Ваши уезжают». Пулей выскочили мы из дома и бросились в парк. Орудия уже выезжали рысью к выходу из станицы. В нашем районе рвались неприятельские снаряды. По улице в беспорядке неслись санитарные повозки, двуколки и подводы. Цепь партизан рассыпалась между домами, на углу трещал наш пулемет, изредка свистели пули.

Выезжаем на Кагальницкую дорогу, противник хорошо пристрелял ее, и снаряды ложатся у самой обочины. Наше счастье, что он стрелял гранатой, а не шрапнелью, иначе было бы хуже. Были и прямые попадания в обоз, перевернуло санитарную двуколку, ранило сестру. В батарее ранило 4 лошадей. Вся сплошная колонна обоза мчится рысью подряд версты три, батарея, повинуясь стихийному движению и находясь в середине обоза, следует тем же аллюром. От командира, оставшегося на окраине станицы, подъезжает разведчик с приказанием немедленно двигаться рысью назад. Поворачиваем,