Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От села Лежанка и до станицы Выселки[353]
Утром 23 февраля армия выступила из села Лежанка. Батарея шла в главных силах. О непролазной грязи не было и помину, шли по твердой, установившейся дороге. Переход прошел спокойно, и к вечеру колонна подошла к Плосской, первой кубанской станице, где и остановилась на ночевку, пройдя в этот день 12 верст. Квартиры были хорошие. Казаки встречали довольно радушно, хорошо угощали и почти все отказывались от денег. Первое впечатление от кубанцев великолепное.
24-го двинулись дальше. Батарея шла в арьергарде. Выйдя на назначенную дорогу и свернув немного в сторону, батарея остановилась и стала ждать своей очереди для вытягивания в колонну. Номера и ездовые, как всегда на остановках, собрались около одного из орудий. Шутки и смех, никогда не оставлявшие эту батарею, раздавались не умолкая. Вот показалась пехота. Прекратился шум, и грянула любимая песня пехоты – «На посту дивизиона», так встречала батарея свой полк, как и все родные ей части. Песня эта не имела ни начала ни конца и была всегда на «злобу дня» и вообще на слабые стороны части. Кто-то крикнул «Идет!» – и куплеты «Журавля» приветствуют доблестную 2-ю батарею, у которой две пушки, данные Юнкерской батареей.
«По коням» – и батарея вытягивается в колонну. Идем на станицу Незамаевскую. Часам к 12 колонна подходит к селу Ново-Ивановка, где привал на два часа. Подзакусив и подкормив лошадей, колонна продолжает путь и к 16–17 часам подходит к станице Незамаевской, одной из самых богатых станиц Кубани, встретившей армию на редкость хорошо. Была объявлена ночевка. Хозяева-казаки как будто сговорились нас обкормить и, угощая на славу, заставляли чуть ли не объедаться. Куриный суп, вареники, блины, яичница, закваски всех сортов, сметана, не говоря уже о великолепном белом хлебе, чай с медом – все это было в любой хате, и всем этим угощали гостеприимные казаки, ко всему были дни Масленицы.
Генерал Корнилов в тот же вечер говорил с казаками на сходе, встреченный шумными приветствиями и хлебом с солью, поднесенной стариками станичниками, которые постановили выставить сотню пеших и конных в его распоряжение. Как ни жалко было расставаться, но утром 25 февраля двинулись на станицу Веселую, куда подошли к часам 14, сделав 15 верст. Здесь должны были отдохнуть и к часам 20 двинуться дальше. Еще когда подходили к станице, командир говорил о том, что этом ночью или утром предстоит трудный переход с возможностью боя, которого почти не избежать, ввиду наличия бронепоездов красных, охраняющих железную дорогу.
К 20 часам прибыли на сборный пункт. Было совсем темно. Обычная при ночном движении брань и ругань то и дело раздавалась то здесь, то там. Особенно много ее обрушивалось на артиллеристов, т. к. в темноте при малейшем недосмотре ездовых колесами орудия или ящика ломались как скорлупы подводы, которых всегда бывало так много на сборных пунктах и число которых ночью, казалось, еще больше увеличивалось. Так и было в этот раз, и одна из подвод, несмотря на крики, была задета и раздавлена. Войска вытягивались в колонну, куда идем, никто не знал, предполагалось, что будем переходить железную дорогу Ростов – Тихорецкая.
Через несколько верст вынужденная остановка. Впереди оказалась небольшая трясина, однако достаточных размеров, чтобы препятствовать движению. Начали рубить оказавшийся поблизости кустарник и накладывать на трясину, засыпая соломой, которая, к счастью, поблизости оказалась в избытке. Работа кипела, и через полчаса можно было переезжать, но, правда, по одной повозке. Стало светать, когда дошла очередь до батареи. У построенной гати стояли генералы Корнилов и Марков. Батарея прошла благополучно, не застряв ни одним орудием, ни ящиком, и получила похвалу генерала Маркова: «Ну 1-я молодец». Вскоре пришли к хутору Упорному и, не останавливаясь, двинулись дальше. При выходе из хутора сразу увидели станицу Ново-Леушковскую, вправо от которой были слышны взрывы. Это конная подрывная команда, заранее высланная генерала Корниловым, взрывала железнодорожный путь. Армия, взяв направление на Ново-Леушковскую, то есть еще южнее, уже явно шла в неопределенном направлении. Генерал Корнилов, получивший сведения о большом скоплении бронепоездов и вообще сил противника на станции Сосыка, где последний готовился встретить армию, решил перейти железную дорогу здесь, рассчитывая обмануть их и избежать бой.
Так было и на самом деле. Дойдя до станции, конвой и пехота спиливали и рубили провода и телеграфные столбы. В станице, сделав остановку только минут на 10, колонна двинулась дальше. По выходе из станицы стала видна железная дорога и далеко вправо показались дымки. Это приближался красный бронепоезд, и, дойдя до места взорванного, он открыл артогонь по колонне. Стрельба с довольно большой дистанции мало приносила вреда, но все же он, пристрелявшись, мог разбить переезд пути и даже заставить принять бой. Было ясно, что надо было как-нибудь реагировать на стрельбу бронепоезда. Батарея подходила к переезду. На полотне стояли генерал Корнилов и Марков. Подполковник Миончинский, будучи удивлен отсутствием приказаний об открытии огня, решил сам обратиться к генералу Маркову. Последний на это ответил, что командир дивизиона доложил, что стрельба невозможна из-за дальности расстояния. Наш командир это опроверг, и генерал Марков приказал открыть огонь. Переехали переезд и, свернув с дороги, снялись с передков. Первый же выстрел лег на полотне перед бронепоездом, который стал отходить и спрятался за посадку. Дав еще два выстрела, подполковник Миончинский приказал 2-му орудию поручика Казанли выдвинуться вперед. Орудие, на рысях пройдя версты полторы-две, стало на открытую позицию и открыло огонь. Бронепоезд отошел еще немного и открыл огонь по орудию. Орудие сначала отстреливалось, но потом принуждено было переменить позицию на более закрытую. Армия между тем заканчивала переход полотна, и когда он совершился, то батарея взялась в передки и догнала колонну.
Настроение у всех, несмотря на проведенную без сна ночь, было отличное, день великолепный, солнце грело вовсю. В колонне говорили, что теперь будем идти по плодородному и богатому краю Кубани, где большевизм не успел еще пустить корни, и, наверное, без боев достигнем Екатеринодара, на который столько возлагалось самых радужных