В дождь и слякоть в зал собиралось то, что осталось от цвета российской нации. Из знаменитых россиян, имена которых были у всех на устах, отсутствовали пожелавший уйти в тень после роспуска Думы Родзянко, ставший членом Украинской Рады Шульгин, больной Плеханов, уехавшие отдохнуть в Грузию Церетели и Чхеидзе, в Кисловодск — Гучков. Не было поначалу Милюкова, отдыхавшего после корниловских событий в Крыму, и Чернова, поехавшего знакомиться с жизнью страны. Не было и скрывавшегося Ленина. То есть Предпарламент открылся без формальных лидеров всех без исключения основных политических партий, что само по себе было симптоматичным.

Точно воспроизвести партийный состав Предпарламента невозможно, тем более, что в нем было множество людей, не относивших себя ни к каким партиям. Поэтому цифры условны: эсеров — 135, меньшевиков — 92, кадетов — 75, большевиков — 58. Они перекочевали в Совет республики из Демократического совещания. Добавились 75 кадетов, а также представители олигархата — от Совета съездов промышленности и торговли, Советов съездов биржевой торговли и сельского хозяйства, Совета горнопромышленников Юга России, Комитета коммерческих банков, Московского торгово-промышленного комитета — Кутлер, Путилов, Каменка, Бурышкин и другие. В группу общественных деятелей входили генерал Алексеев, Бердяев, Струве, бывшие лидеры октябристов Никанор Васильевич Савич и Шидловский. Военно-промышленный комитет представлял не подъехавший Гучков, земельных собственников, помимо прочих, князь Кропоткин. Казачьей группой руководил председатель Совета Союза казачьих войск Атаман Дутов, здесь же был Савинков.

В кулуарах наиболее заметной фигурой стал генерал Алексеев, а самой обсуждаемой темой — ожидавшееся поведение большевиков. Рассаживались по фракциям. «На правой половине зала расположились представители Московского совещания общественных деятелей, Союза земельных собственников, торгово-промышленная фракция, казаки, фракция народной свободы. В центре — земская группа, народные социалисты, трудовики и социалисты-революционеры. На левой — меньшевики, интернационалисты и большевики…»[2526]

Крайняя левая треть зала оставалась почти пустой, так как фракция большевиков отсутствовала. «Общее настроение было далеко от обычной торжественности первых заседаний. Сюда пришли люди, привыкшие встречаться друг с другом, пришли случайно и на короткое время, как будто по дороге… Словом, тут было не место и не время для фраз и пышных речей: настроение складывалось скорее будничное и деловое, и даже шумные заседатели Смольного здесь, среди тихой обстановки верхней палаты, лицом к лицу с «цензовыми элементами», как будто несколько оробели и притихли. Другая среда, другие нравы — и даже другие костюмы»[2527]. Публицист Марк Александрович Алданов писал: «Одуревшие от странных событий дворцовые лакеи, кажется, с досадой сменили расшитые золотом ливреи и белые чулки на обыкновенные серые тужурки. Члены Предпарламента не называли друг друга ни по имени-отчеству, ни «ваше превосходительство», как их предшественники по этому дворцу Государственного совета; но и классического обращения «товарищи и граждане» тоже старались избегать»[2528].

В 17.10 председательское место занял Керенский. Наступила тишина, обычных аплодисментов не последовало, так холодно его еще не принимали. Но премьер быстро разогрел зал, особенно — кадетов, которые наградят его самыми громкими аплодисментами.

— От имени Временного Совета Российской республики правительства объявляю Совет Российской республики открытым. Впервые с великой русской революции правительство получило возможность встретиться и совместно работать с представителями организованных сил русского народа. Да здравствует отныне и навсегда свободная, общая родина наша! Да не возродится никогда гибельное самовластие и да не осмелится никто — ни отдельный человек, ни отдельная группа — посягнуть на суверенную волю русского народа, который скажет свое решительное слово в грядущем и приближающемся Учредительном собрании. Мы же, Временное правительство, обладающее всей полнотой власти, мы — только слуги страны и просим сказать нам правду, но именно правду по чести и совести.

Ведение Керенский затем передал старейшему члену Предпарламента — Брешко-Брешковской, которая — в белом платочке на голове — побрела к председательской трибуне. Как отмечала пресса, особенно восторженно и недоуменно это приветствовали иностранные представители: нигде в мире женщины еще не председательствовали в парламентах (а тем более — в предпарламентах). Вспомнив революционную молодость, «бабушка» сразу взяла быка за рога:

— Корень всего теперешнего положения — земельный вопрос. И если это собрание действительно хочет помочь России выйти из бедственного положения, то оно должно решить этот вопрос согласно желаниям всей крестьянской России.

Затем прошли выборы руководящих органов — в полном соответствии с предварительными планами его организаторов: председателем стал Авксентьев. Как председатель Совета, он держал себя безукоризненно, а в личных отношениях был и корректен, и приятен, — замечал Набоков. — При всем том, однако, о нем менее всего можно было бы сказать, что он был выдающейся, сильной личностью, способной импонировать другим и вести их за собой»[2529]. Авксентьев сменил «бабушку» на председательском месте:

— В грозный час собирается Совет Российской республики. Не может быть между нами разделений, по крайней мере, в одном — в горячем и страстном стремлении спасти и отстоять родину. Мы, организованная общественность — великая сила, ибо организованная общественность есть то основание, без доверия, без совместной работы с которым не может быть плодотворного государственного правительства[2530].

«Ораторские неудачи научили обоих быть осторожными, — оценивал Милюков речи Керенского и Авксентьева. — Керенский на сей раз говорил без экспромтов и почти без отступлений от основных положений речи, одобренных правительством. Авксентьев прочел свою благодарственную речь по бумажке»[2531]. Аплодисменты звучали, в основном, из центра, весь зал присоединялся хлопками только к приветствиям армии, а левые сидели и угрюмо молчали, даже когда остальные поднялись с мест, чтобы устроить овации союзным дипломатам. Избрали заместителей председателя — меньшевик Виктор Николаевич Крохмаль, Пешехонов, Набоков, секретарем — эсера Марка Вениаминовича Вишняка.

И тут слово попросил появившийся Троцкий. Вопрос об отношении к Предпарламенту большевики до его открытия так и не решили. Стоит ли напоминать, что Ленин был однозначно за бойкот. В тезисах для доклада на конференции Петербургской организации он настаивал: «Участие нашей партии в «Предпарламенте» или «Демократическом совете» или «Совете республики» есть явная ошибка и отступление от пролетарски-революционного пути»[2532]. Исправлялся согласно ленинским установкам и Центральный Комитет. В его протоколе за 5 октября записано: «После дискуссии принимается всеми против одного решение уйти из Предпарламента в первый же день по прочтении декларации»[2533]. Против голосовал Каменев, который в тот день подал также заявление об освобождении его от работы в ЦИК Совета. Тем не менее 66 делегатов от РСДРП(б) явились из Смольного с опозданием, не имея единой позиции: не все согласились с ЦК. Почти пропустили речь Керенского. Но уже во время перерыва, когда выбирали президиум, Троцкий вновь собрал фракцию. Большинством в 2 голоса было решено покинуть Предпарламент, о чем Троцкий и заявил: