мои сны с Евгением, только уже без него и свечи, что стоит на столе. Без вместилища в виде мозга мои мысли словно бы стали растекаться, а вместе с ними и я будто стал сходить с ума. Передо мной возникло что-то неясное, всё закрутилось, и я оказался в каком-то лесу.

Это была чаща, тёмная и холодная. А ещё на мне не было куртки и рубашки, я стоял по пояс голый. Неужели сбылось моё самое худшее опасение, что меня обманут и увезут не пойми куда?

Сердце вновь запрыгало в моей груди, это было уже совсем не смешно. Холодный ветер пробирал до костей, я съёжился и стал искать себе укрытие, чтоб совсем не замёрзнуть. Нашёл небольшое углубление посреди нескольких деревьев, где ветер не сдувал с меня тепло, остановился там и стал усиленно думать.

Эмоций было выше крыши, но отдаваться им я тогда не мог – не было возможности. Стал размышлять – что же делать? Первейшая идея – укрытие. Вторая – развести огонь. Похлопал по карманам и обрадовался – в правом лежала моя зажигалка. Сувенирная, со звездой на лицевой стороне и до сих пор рабочая. Какое же благо, что злоумышленники не стали опустошать карманы.

В армии отдельного курса по выживанию не было, но зато нас учили делать простейшие укрытия, вроде шалаша из палок и листьев. Где бы я ни был, сейчас здесь была осень – листья уже начали опадать, труда их собрать, как и палки нужных размеров, не составило. А вот продираться с голым торсом сквозь кусты оказалось нелегко. Через час я уже весь был изрезан и исцарапан, но меня это тогда мало волновало.

Такой себе внешне, но вполне устойчивый под натиском ветра шалаш с мягкой подстилкой из сухой травы я сделал. Теперь пора разжечь костёр. Сперва расчистил место – мне лесной пожар ни к чему, хотя эта идея мне показалась вполне себе неплохой, если захочу привлечь внимание, ибо вряд ли я здесь один. Далее оградил место камнями и стал собирать валежник да брёвнышки покрупнее. Разжечь костёр на ветру – задачка та ещё, но и с ней я справился, пусть и далеко не с первой попытки. Медленно, но верно огонь разгорался, постепенно становилось теплее. Я удовлетворённо выдохнул, когда тело стало получать столь необходимое тепло, и прикрыл глаза. Тогда совсем не хотелось думать об остальных проблемах: одежде, пропитании, отпугивании хищников. В ту секунду казалось, что я уже спасён.

Вскоре ко мне вдруг пришла мысль, что что-то не сходится в происходящем. Вспомнил, что когда я очнулся, то уже стоял на двух ногах, а не лежал на земле, как должно было случиться, что лес вокруг меня гротескно, не по-настоящему тёмен, что холод жжёт не взаправду, а раны не щиплет. Эти думы заставили меня открыть глаза.

Увиденное поразило меня. Огонь, что пляшущими языками облизывал трещащие брёвнышки, вдруг преобразился. Я увидел нечто иное, словно глядел на него совершенно другим взглядом – источающуюся от него волнами энергию. Ту, что сейчас согревала и меня, и воздух вокруг.

Она казалась ощутимой. Я прикоснулся к одной из волн и увидел, как она обволакивает пальцы, как липнет к коже, превращаясь в непонятное нечто, как уже от меня исходят еле заметные волны. Завораживающее зрелище. Попробовал оттянуть это нечто – оно, подобно резине, растянулось и обвисло, приняв форму густой субстанции без какого-либо запаха и уж наверняка вкуса. Пробовать я не осмелился, но это не помешало мне предположить. Хотелось поэкспериментировать, но…

– Попался! – вдруг прозвучал позади меня синтетический голос, и я взмыл в воздух, подхваченный чьей-то большой холодной рукой.

Вот же засада! Рука развернулась, и я увидел довольно жуткого белокожего дракона-киборга, в целом выглядящего соответствующе своей видовой принадлежности, но напичканного синтетическими имплантами: глаза его сквозь узкие визоры монокль-подобных наглазников светились ярко-красным цветом; грудь покрывали, подобно броне, светло-серые металлические пластины, на них виднелся нарисованный зелёной краской дракон, знакомый мне с медальона Петра Иваныча; роботизированные руки, что вмещали в себя целый хирургический инструментарий, представляли собой настоящий ад для усмедтехнофоба (это довольно распространённый в России термин, обозначающий не особого любителя усовершенствованных медицинских технологий (УсМедТехно), такого, как я); большие крылья с надорванными перепонками были несколько изменены и являлись, по сути, дополнительной парой рук, вряд ли уступающей по функциональности первой паре; сам дракон вибрировал, словно внутри него находился реактор.

На плечах дракона лежала частично прикрывающая грудь и почти полностью спину белая накидка с красно-зелёными крестами, такие носят хирурги-протезисты. Пах, бёдра и ближнюю треть хвоста укрывал некий элемент одежды, сделанный из синтетического материала и напоминающий то ли брюки, то ли юбку.

– Какой интересный экземпляр мне предоставил Евгений, – сказал дракон, крутя меня так и эдак. – Во всём усреднённый, не во всём сильный, но зато отлично приспосабливающийся. Способен компенсировать слабости острым умом, совершать необычные поступки путём притупления инстинктов. Как бы тебя ни звали, человек, знай, были существа гораздо сильнее тебя, но это не спасло их от гибели. А вас спасло. Вы совершенны и…

– Отпусти меня! – запротестовал я, пытаясь вырваться и не вслушиваясь в рассказы дракона. – Ты кто вообще?!

Хватка усилилась, внутри меня что-то хрустнуло, сам дракон при этом нахмурился.

– Хм… Однако совершенство биологическое вовсе не означает совершенство моральное, – указательный палец на железной руке дракона раскрылся, и из него показались десятки тончайших манипуляторов с иглами на головках, какие используют для внутренней диагностики. Собственно, эта штука и находится в списке тех усовершенствованных медицинских технологий, что вызывает не самые приятные эмоции. – Как невежливо. Такова твоя благодарность за мою тебе похвалу? Всего лишь просьба отпустить? Так не пойдёт. Алгоритмы требуют наказание. Я проведу исследование без наркоза.

– Господи, не надо! – откровенно запаниковал я, видя, как манипуляторы уже прицеливаются иглами в различные точки моего тела, включая глаза. – Да что же ты… Ах ты гадина, ты же мне сейчас ноги сломаешь!

Не оставляя попыток высвободиться, я много и гнусно ругался и всячески поноси́л дракона, а затем принялся просить у него прощения, понимая, что моя атака словарём разнообразных оскорблений не производит должного впечатления. Уж мне, как солдату, знать и использовать его положено было по профессии.

Всё глубже и глубже я впадал в отчаяние, видя, как дракон без эмоций смотрит на меня, ни капли не проникаясь моими словами. Игольчатые манипуляторы продолжали глядеть на меня, а я глядел на них, боясь, что