— Ну надо же. Значит, на самом деле ты отказался от меня, желая меня спасти? А я‑то все это время считала тебя эгоистичным придурком, потому что ты ушел, не сказав мне ни слова!

Он ответил, не глядя на нее:

— Мне нужно было повзрослеть. Я хотел научиться доверять себе прежде, чем я мог бы позволить тебе всецело доверять мне.

— Очень жаль, что ты затянул с расчетами примерно на полгода. — Ева отошла от него и сложила принадлежности в аптечку. — Я очень рада, что мы поговорили. Теперь я прекрасно понимаю, почему ты ушел.

Он рывком встал и посмотрел на ее отражение в зеркале — она отвернулась от него.

— Ничего тяжелее мне не приходилось делать. Когда я оставил тебя, я разрывался пополам.

Ева метнула на него испепеляющий взгляд. Как легко она могла бы ему поверить! Снова полюбить его, как раньше.

— Значит, ты пошел в армию, надеясь, что там из тебя сделают мужчину, так?

— Примерно… И еще мне требовалось время.

— Что ж, я польщена! Оказывается, я стала частью твоего учебного плана. — Ева отошла от него и направилась к двери.

Он догнал ее, когда она оказалась на середине пути. Крепко схватив за плечо, он вынудил ее остановиться.

— Что? — спросила она.

Чем раньше она отсюда выйдет, тем лучше. Не стоило вообще затевать этот разговор. Теперь она понимает, что в глубине души по‑прежнему тоскует по нему.

Тодд понимал, что своими путаными объяснениями все испортил. Все вышло не так, как он надеялся. Он не объяснялся, а скорее оправдывался. Он не собирался оправдываться!

— Я был не прав. То, что я сделал, было неправильным. Мне нет оправдания.

Она снова метнула на него гневный взгляд, и при виде боли в ее красивых зеленых глазах у него защемило сердце.

— Рада, что ты признаешь свои ошибки. А теперь, если позволишь, я хочу немного поспать.

— Я думал, ты хочешь поговорить о том, как схватить Роблеса.

Ева остановилась на пороге и развернулась к нему лицом:

— Я уже знаю, что делать. Я скажу полиции, что помогу поймать его в ловушку. Чем скорее, тем лучше. В кино так делают постоянно.

Он снова подошел к ней вплотную и заговорил, тщательно подбирая каждое слово:

— Мы не в кино. В настоящей жизни так почти никогда не получается.

— У меня закончились идеи, и я отказываюсь проводить еще хотя бы один день как этот или вчерашний. Я хочу поскорее закончить то, что началось из‑за меня, когда я убила того сукина сына!

Она собралась уходить, но он перегородил ей дорогу:

— Я тебе не позволю!

Ее глаза метали молнии.

— Ты не можешь меня остановить.

Он шагнул ближе и прижал ее к двери.

— Посмотри на меня! — Он обхватил ее лицо ладонями и нагнулся к ней. — Я не позволю тебе так поступить.

Она попыталась отстраниться, но ей мешала дверь.

— Значит, ты хочешь компенсировать прошлое? Охраняя меня, ты меньше чувствуешь себя виноватым? — Она покачала головой. — Ты правильно сказал: мы не в кино. Мы живем на самом деле. Даже если сегодня ты поведешь себя как герой, разбитое сердце не склеишь. Тодд, я не могу простить тебя за то, что ты сделал. Если ты ждешь от меня прощения, переоцениваешь свои достоинства.

— Значит, ты меня ненавидишь? В этом все дело?

— Может быть. — Она ненадолго закрыла глаза.

— Ты так сильно меня ненавидишь… — он оперся о дверь, и их лица оказались рядом, — что вчера ночью снова и снова испытывала оргазм в моих объятиях.

Она какое‑то время смотрела на его губы.

— Вчера был секс, — возразила она. — И больше ничего.

— Секс? — Он провел носом по ее щеке. — Всего лишь секс?

— Да.

Она говорила, почти прикасаясь губами к его щеке, и он возбудился так, что стало трудно дышать.

— Значит, ты не против, если мы повторим? Просто для того, чтобы убедиться, что это лишь физическое влечение. — Их губы встретились, и она тихо ахнула. — Это ничего не значит. — Он куснул ее за нижнюю губу. — Всего лишь секс.

Заставляя себя успокоиться, она подняла на него глаза.

— Кристиан, я уже испытывала на себе все твои фокусы. Сомневаюсь, что ты способен показать мне что‑то новое. Лучше побереги силы для того, чтобы схватить Мигеля Роблеса.

Фокусы, вот как?

— Дай мне минуту, и ты передумаешь.

Видя, что она собирается возразить, он опустился на колени. Рывком стянул с нее пижамные штаны. Они упали на пол. Трусиков на ней не было. Прилив желания был настолько сильным, что ему показалось, что его член вот‑вот прорвет брюки. Он поцеловал ее в пупок и провел языком по животу. Она прислонилась к закрытой двери, как будто собиралась бежать от сладкой пытки; руки вцепились в дверной косяк.

Он закинул ее правую ногу, согнутую в колене, себе на плечо. Пусть теперь попробует бежать! Он только начал. Она затрепетала, когда он опустил голову и принялся ласкать нежную плоть между ее ногами. Он целовал ее всюду, а потом его язык проник в ее трепещущее лоно. Она тихо вздохнула, хотя по‑прежнему крепко прижималась спиной к двери. Его язык принялся вылизывать ее, и она громко застонала. Он ввел в нее сначала один, потом два пальца, наслаждаясь влажным, сладким жаром.

Наконец она не выдержала и ритмично задвигалась. Скоро она уже кричала от наслаждения. Его губы двинулись вверх по животу; ее нога соскользнула с его плеча, а он добрался до ее грудей. Лаская губами ее соски, он пальцами снова доводил ее до оргазма. Горячие, твердые соски набухли от его ласк, а нежные внутренние мышцы сжимали пальцы. Он сильнее надавил на ее клитор подушечкой большого пальца. Она пыталась сдерживаться, но он чувствовал, что в ней снова пробуждается желание. Ее пальцы проворно расстегивали на нем джинсы. Возбужденный член вырвался на волю. Она взяла его обеими руками.

Видя, что она уже готова, он развернул ее кругом, раздвинул ей ноги, придерживая одной рукой за тонкую талию, и вошел в ее влажное, пульсирующее естество. Она закричала, когда он вошел глубже. Одной рукой он продолжал стимулировать ее внизу, а второй ласкал ее груди.

Еще один сильный, глубокий толчок — и они вместе словно полетели с обрыва. Прижимаясь грудью к ее спине, не прерывая соединения, он повел ее к кровати. Когда он собрался выйти из нее, она выгнулась, приглашая его заполнить себя на всю глубину, и они не спеша начали все сначала.

12 мая, суббота, 8.00

На сей раз Ева не могла бы сказать, что во всем виновато вино.

Тодд преодолел все ее защитные барьеры, которые она воздвигала десять лет, стремясь уберечь свое разбитое сердце. Когда они оба, утомленные до предела, в очередной раз достигли оргазма, ей было уже не до разговоров о том, как лучше заманить в ловушку Роблеса. Она даже не нашла в себе сил перейти в свою спальню.