Во всяком случае, мотивы предложения патриарха для нас представляются вполне ясными. Гермоген хотел видеть русского человека государем на московском престоле и не желал Вора. Он предложил поэтому кандидата из двух наиболее влиятельных групп, причем личные симпатии патриарха склонялись на сторону Никитичей. Однако предложение Гермогена не имело полного успеха. Жолкевский приписывает это своей ловкой политике. Признавая за гетманом большие таланты дипломата, думаем, что обстоятельства благоприятствовали ему. Руководящая роль в столице принадлежала, как мы уже указали, Семибоярщине, состав которой определен, как представляется нам, очень удачно профессором Платоновым. В нее вошли «пять княжат отборных фамилий и два боярина из старинного боярского рода Федора Кошки»244. Эти бояре, с одной стороны, являлись выразителями и носителями взглядов реакционно настроенных княжат, с другой – представляли собой интересы Никитичей и их сторонников. Они не желали государя из среды русских людей, опасаясь и Вора, и борьбы партий.

Зато они охотно готовы были примириться с одинаково для всех чуждым Владиславом. Предварительный договор с королем Сигизмундом им был известен и казался удобоприемлемым. Не забудем угрожающего положения, принятого поляками после Клушинского поражения, и беззащитности Москвы. Видя невозможность борьбы с двумя врагами, Семибоярщина и руководимые ею круги решили выбрать меньшее из зол245. Вот благодаря чему и было решено избрание королевича Владислава. При этом надеялись, что поляки ввиду собственных интересов уничтожат Вора и его шайку.

Обстоятельства были грозны. Приходилось спешить. Созвать в Москву Земский собор было трудно, так как сама столица была под страхом новой блокады. Решили обойтись наличными средствами и составили собор, пользуясь находившимися в Москве жителями уездов. На этом соборе постановили избрать Владислава на основании главным образом условий, подписанных Сигизмундом четвертого февраля 1610 года. Но на этих условиях отразилось влияние новых элементов, принявших участие в их пересмотре: княжат и патриарха. Первые позаботились о внесении в договор упоминания о ненарушимости положения при новом государе «княженецких родов» и об уничтожении в нем статей, отзывающихся либеральными новшествами. Гермоген настоял на принятии королевичем православия.

Выработанные таким образом условия, так называемый договор от семнадцатого августа 1610 года, были подписаны гетманом Жолкевским, причем наиболее щекотливые и спорные пункты, в особенности вопрос о крещении Владислава по обрядам православной веры, предусмотрительно были им оставлены в стороне с оговоркой, что по ним постановит решение король Сигизмунд по уговору с русскими людьми246.

Тот же Жолкевский постарался, как он сам рассказывает, повлиять и на состав великого посольства, которое должно было ехать к королю Сигизмунду с предложением русской короны его сыну, или, говоря тогдашним языком, «прошати у короля на царство королевича». Гетман понял важность удаления из Москвы наиболее влиятельных лиц, называемых кандидатами на престол. Михаил Федорович был слишком молод, но можно было удалить его отца и фактического руководителя его приверженцев – митрополита Филарета. О том, чтобы он поехал от имени освященного собора, и позаботился Жолкевский. Он же добивался, не останавливаясь перед самой отчаянной лестью, чтобы во главе великого посольства стал князь Василий Васильевич Голицын247.

Усилия умного и хитрого польского вельможи увенчались успехом. Впрочем, выбор Филарета и Голицына был и сам по себе вполне естественным ввиду важности посольства и той цели, для которой оно отправлялось: простая вежливость требовала, чтобы «прошати королевича» ехали знатнейшие в государстве лица. Вместе с Филаретом и Голицыным были отправлены многие другие «власти», «сановники» и «чины» Московского государства. Это посольство, являясь частью того Земского собора, от имени которого оно отправлялось, было чрезвычайно велико. Считая со свитой, оно простиралось до тысячи с лишком человек248.

Великому посольству дан был в высшей степени любопытный наказ, напечатанный в Собрании государственных грамот и договоров. Указав во вступлении на цель и состав посольства, наказ предписывал великим послам – митрополиту Филарету и князю Василию Голицыну ехать «к Жигимонту королю, где король будет, не мешкая нигде». Явившись к Сигизмунду, послы должны были вручить ему верющие грамоты с произнесением подобающих случаю речей. Первую речь, состоящую почти целиком из перечня королевских титулов, должен был произнести Филарет, и только затем надлежало говорить остальным послам. После приветствий им следовало испросить позволения совещаться с польскими панами. На этих совещаниях надо было выяснить ряд условий и заявить целый ряд пожеланий. Таких условий, или «статей», было в наказе отмечено десять: 1) крещение Владислава по православному обряду и притом возможно скорее; предложить надо было, чтобы королевич крестился в Смоленске; 2) разрыв сношений о вере Владислава с папой; 3) установление смертной казни тем русским людям, которые «похотят своим малоумием от греческие веры отступити к римской вере»; 4) немногочисленность свиты королевича при приходе его в Москву; 5) сохранение Владиславом полного царского титула; 6) женитьба Владислава на русской и православной; 7) очищение московских городов, занятых польскими отрядами и воровскими шайками; 8) наделение польских и литовских слуг Владислава не с порубежных городов; последнее считалось неудобным: «…чтоб в порубежных местах в земленных делах от того меж государств ссоры не было»; 9) безвозмездный отпуск на свободу русских пленников и 10) отступление Сигизмунда от Смоленска249.

Выработав такие «статьи», наказ предвидел всевозможные возражения на них со стороны поляков и даже разрешал в крайности идти на уступки. Так, можно было не настаивать на немедленном принятии Владиславом православия и решении вопроса о его будущей женитьбе. Но в то же время послы не могли сделать по этим вопросам решительных уступок, и все они сводились главным образом к отсрочке обсуждения того или иного из боевых вопросов. Самая же важная задача великого посольства состояла в том, чтобы убедить королевича как можно скорее прибыть в Москву250.

Зная приверженность Сигизмунда к католицизму и желание самому стать царем на Руси, нетрудно было бы предвидеть, что посольство не достигнет своей цели. Но если Жолкевский, удалив Филарета и Голицына, видел в том счастливый результат своей политической ловкости, то и москвичи могли бы сказать, что их великие послы «не посрамили земли русской». О твердости, проявленной Филаретом, Голицыным и некоторыми их «товарищами», об их патриотическом подвиге нам и предстоит теперь повествовать.

IV

Великое посольство двинулось в свой трудный и опасный путь одиннадцатого сентября 1610 года. Перед их отбытием в Успенском соборе было отслужено напутственное молебствие. После этого патриарх со свойственным ему красноречием держал речь к послам, указывая им на необходимость стойкости в такую важную и тяжкую для родины годину. Филарет и князь Голицын отвечали на увещания Гермогена, что «они прежде согласятся мучительную смерть принять, нежели что противно учинить»251.

И действительно, как Филарет, так и Голицын проявили во время великого посольства величайшее нравственное мужество и горячую любовь к родине, стойко перенеся все невзгоды, выпавшие им на долю. Невзгоды же и неприятности всякого рода встретили и претерпевали послы чуть ли не со дня их выезда из Москвы. Ехать приходилось по разоренным многочисленными врагами Руси местностям, получая при этом неутешительные сведения о коварстве Сигизмунда, расширявшего район враждебных действий и добивавшегося, зачастую успешно, присяги на свое имя. Имели послы неутешительные известия и о том, что поляки, несмотря на договор, не посылают своих войск против Вора.