пироги затеяли? — спросила Александра Павловна, снимая пальто. — Тогда наш торт совсем ни к чему, — обратилась с улыбкой к мужу.

— Лишь бы беседа была доброй, а угощение к ней приложится, — ласково произнесла хозяйка, глядя па мужа Александры Павловны. Он, не суетясь, ухаживал за нею. Ловко принял пальто, подставил тапочки. Повернувшись к хозяйке, церемонно поклонился:

— Марком Игнатьевичем меня величают.

Представилась и Евдокия, протянув свою пухлую руку. Гость мягко пожал ее. Хозяйка заволновалась: чего Татьяна не появляется. Гость тоже посматривал на дверь, ведущую в комнату, то и дело взглядывал на жену, как будто спрашивая: «А все ли я правильно делаю? Довольна ли ты мной?» И она ласково, снисходительно улыбалась ему. Да, теперь она была, как отметила Евдокия, во всем начеку. Голову держала очень прямо, развернув плечи, говорила мягко, будто ворковала:

— Евдокия Семеновна по характеру чисто русская женщина, добрая, гостеприимная. Я увидела и поняла ее сразу.

— Да, мы глянулись друг другу. С одним пуд соли съешь, а вовек не сойдешься, а нас потянуло, сблизило. — Евдокия споткнулась на слове. Кашлянув, закончила: — Думаю, мы сдружимся. — И улыбнулась. Она и вправду очень радовалась, что с этими людьми ей будет просто найти общий язык — понимала их.

Прежде чем пригласить всех в комнату, хозяйка оглядела гостей с легким покровительством, так, будто их объединял общий сговор.

— Проходите в мою хибарку. Живем скромненько. Не углами наша изба красна. — Хозяйка мельком взглянула в зеркало: все в порядке — и прическа, и халат, и улыбка — радушная, спокойная.

Татьяна сидела за столом, склонившись над журналами. Медленно подняла голову, как-то отстраненно посмотрела на гостей. Евдокия вспыхнула:

«Цаца! К ней только подходы осталось подыскивать!»

Хозяйка подошла к племяннице, обняла ее за плечи:

— Это наша Танюшка. Она с людьми не сразу сходится, но добрая, веселая. — Гости сдержанно улыбнулись. Но Татьяна не ответила на их улыбки. Она смотрела все так же настороженно. Хозяйка незаметно, но чувствительно нажала девушке на плечо, как бы усмиряя ее, ласково произнесла:

— Танюша наша растерялась. Ничего, обвыкнется… Я забыла у вас спросить, не плутали вы в нашем районе? Строят без конца, порядку здесь нет.

— А мы на такси, — поспешно отозвался Марк Игнатьевич. — Подкатили к самому дому, к вашему подъезду. А район у вас, по-моему, очень хороший. Далековато от центра, но зато лес рядышком. Свежий, чистый воздух, а летом побродить по лесу — одна благодать.

— Чего-чего, а воздуха у нас свежего хватает, — ответила Евдокия. — Такой порой бывает ветродуй. Белье с веревки уносит. Правда, Танюша?

Племянница, не отвечая, медленно листала журнал.

— Конечно, температура у вас на градус, два ниже, чем в центре. — Марк Игнатьевич вопросительно взглянул на жену. И она, уловив его беспокойство, растерянность, уверенно заговорила, слегка качнув ему головой:

— Я считаю тоже, что на окраине неплохо жить. В магазинах нет толкучки, в кино народ меньше ходит, в транспорте посвободнее.

Евдокия прилежно кивала на каждое ее слово. Спохватившись, что до сих пор не посадила гостей, со смехом подтрунила над собою:

— Во, разиня! Встречаю и не лестью, и не честью. Устраивайтесь поудобнее. Но за пустой стол гостей не сажают. Сейчас чайком побалуемся. Вы посмотрите телевизор. Дайте-ка занавески немного отодвину, все посветлее станет.

Излишней суетой Евдокия как бы сняла напряженность встречи. Гости заулыбались живее.

Александра Павловна вызвалась в помощницы стол накрывать. Но хозяйка замахала руками:

— Еще чего! Умела в гости звать, умей и встречать по чести. Посидите на диванчике, поговорите.

Заваривая на кухне чай в большом блестящем чайнике, хозяйка с волнением думала:

«Что ты сделаешь с этой козой! Поставила свои глаза сердитые, злющие. Опозорит перед людьми. Их обидит. От добра отворачивается. Нет, до Лизы ей никогда не дотянуться. Та с ходу видит свою выгоду. Ну, девка, будет тебе сладкая жизнь…»

Каково же было удивление Евдокии, когда она, зайдя в комнату, увидела, как мирно и даже дружелюбно беседуют гости с Татьяной. Она катала карандашик по столу и спокойно говорила:

— В большом городе легче хорошую работу найти. Есть выбор, больше организаций. И премия на фабриках и заводах чаще бывает. У нас с этим сложнее. На фабрике с прошлого года прогрессивку не платят. Хорошие места ветераны забили. Текучка в цехах маленькая. Скучно как-то — молодежи мало.

— Это большое счастье — найти хорошую работу, — назидательно произнесла Александра Павловна, взглянув на Татьяну покровительственно. Та кивнула и с непонятной интонацией спросила:

— А у вас хорошая работа?

— Мне нравится, я — бухгалтер и еще председатель профкома отдела. Без моего слова многие дела не решаются. Вот и Марк Игнатьевич любит свою работу.

Она кивнула ему, как бы передавая эстафету разговора. Он охотно подхватил, стал подробно рассказывать, как нелегко ему было в послевоенное время учиться, работать. А как тяжело было в то время работать мастером. Прибавлялся опыт. Стал инженером, потом начальником бюро. Марк Игнатьевич говорил обстоятельно и о том, как увеличилась его зарплата и как расширился круг обязанностей, количество подчиненных. Евдокия, расставляя чашечки на столе, прислушивалась к разговору. Ей нравилось, как степенно, подробно говорил гость, он будто неторопливо доказывал, что все у него в жизни правильно, как нужно. И вдруг хозяйка почувствовала какое-то беспокойство. С чего это? Беседа тянулась спокойно… Евдокия посмотрела на Татьяну и нахмурилась:

«Ох, как ловко разыгрывает она интерес!

Голову склонила, ресницами лупит, а в глазах чертики бесстыжие так и насмехаются. Чего смешного нашла? Человек рассказывает честно, гладко. Как бы не заметил, а то разобидится. Нужно самой в разговор вступить. Лаской, приветами смягчить беседу».

— Прошу всех к столу. За чайком у нас беседка пойдет ладком, — елейно улыбнулась Евдокия. — Присаживайтесь к столу поудобнее. Чай пить — душу веселить. А может, что покрепче?

— Нет, — выставил ладонь мужчина. — Для этого мы еще найдем повод. А чаек и правда хитрое дело, веселит. Ну-ка, женщины, подружнее к столу.

Марк Игнатьевич по очереди подвинул стулья Евдокии, жене, Татьяне, оживленно, приветливо улыбнувшись каждой. Сам сел между Татьяной и женой.

— Вот у нас раньше за самоваром каждый по шесть чашек выпивал, — разливая чай, сказала хозяйка.

— Но ведь это какая нагрузка на сердце! — пожала плечами Александра Павловна. — Я читала в «Здоровье», что излишняя жидкость для организма вредна.

— Сашенька, дорогая, ты забываешь, что люди много работали физически, а с потом выходило много влаги, — со снисходительной улыбкой произнес Марк Игнатьевич. — И вообще русское застолье всегда отличалось обильностью пищи.

Он весело рассказал анекдот о национальных застольях и сам смеялся больше всех. Он стал