***

И вот этот вечер настал. Я надеялась увидеть дом Калинина. Место, где он бывает собой, место, где он может позволить себе расслабиться, стены, которые пропитаны этим мужчиной. Но нет, первое разочарование настигло меня именно в момент, когда я узнала о том, что прием проходит в специальном зале, при том самом гранд-отеле, где мы когда-то ужинали с партнерами Романа.

Уютный зал для торжеств в стиле кабаре. Приятная музыка звучит фоном, фуршет с множеством закусок, официанты с шампанским, приглушенный свет, светильники в виде шаров под потолком. Все нереально, как в кино, и я в данный момент главная героиня в этом фильме. Это словно грандиозные смотрины, где каждый пытается меня оценить.

Мне не просто волнительно, мне дурно. И жарко, мурашки по коже. Туфли вновь жмут, неудобно, хочется прикрыть плечи и вообще спрятаться от десятка глаз. Стараюсь улыбаться и держать осанку, крепко держась за руку Калинина, стискивая в ладони рукав его идеального костюма.

Гости только собираются, мы с Романом еще ни с кем не общались, просто киваем в знак приветствия, а мне уже трудно дышать.

— Выпей, — Калинин протягивает мне бокал шампанского.

— Мне бы воды, — шепчу ему в ответ.

— Выпей шампанского, оно немного тебя расслабит.

Киваю, принимая бокал. Пью: вкусно, освежает.

— Только не оставляй меня, — шепотом прошу Романа. Он поворачивает голову, всматривается мне в глаза, а потом наклоняется ближе.

— Видишь вон того мужчину в тёмно-синем костюме? — указывает глазами куда-то вправо. — Того, который сейчас вытирает лоб платком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Да, — шепчу ему в ответ.

— Это Петр Смольников. Депутат законодательного собрания. Недавно был большой скандал, когда местный канал раскопал его связь с дочерью водителя. С девочкой, которой едва исполнилось восемнадцать. Причем связь была принудительная. Скандал замяли, закрыв всем рты большими деньгами, шантажом и угрозами, обратив все грязной «уткой».

Смотрю на мужчину во все глаза и не верю, что депутат, на первый взгляд солидный, серьезный мужчина может… Я даже слов подобрать этому не могу. Отпиваю еще шампанского, пытаясь переварить.

— Вон с виду милая женщина. Екатерина Акишина. Судья. Эта уважаемая особа питает слабость к молодым мальчикам и алкоголю.

— Зачем ты все это мне говоришь? — не понимаю я.

— Это я к тому, что они всего лишь люди. Со своими пороками и слабостями. Вроде бы серьезные и уважаемые люди, слуги народа, но с множеством скелетов в шкафу. Ты лучше их, чище и выше. Их оценка тебе не нужна. Будь улыбчивой, вежливой, но холодной. Если хочешь – высокомерной, но ни в коем случае не принимай их всерьез.

— Зачем тогда они все здесь? Я думала, это твои друзья.

— У меня нет друзей. Мы все играем роли и ведём выгодные для нас партии. Расслабься, Елизавета. Эту роль я отыграю за нас двоих.

Киваю и допиваю шампанское. В этот момент меня накрывает вторым разочарованием. Представляя себе помолвку, я не ожидала выгодной для Романа игры. Есть что-нибудь в этом мире настоящее?

Беру еще один бокал шампанского, занимая руки. Не пью, просто кручу бокал в руках, напиток хоть и вкусный, но напиться в мои планы не входит.

Дальше начинается вереница совершенно незнакомых мне людей. Мужчины, женщины, их жены и мужья. Есть даже знакомые лица в виде той бывшей балерины, с которой мы ужинали. Киваю, улыбаюсь, иногда смущаюсь на комплиментах. В какой-то момент волнение отступает, и все лица расплываются. Радует только то, что Роман не отпускает меня, поддерживая, ведя все беседы и отвечая на ненужные вопросы. Вечер мне напоминает сцену в иммерсивном театре: я вроде бы внутри пьесы, но не играю роли, как окружающие, а наблюдаю и восхищаюсь блистательной игрой. Но все же игрой…

Когда ритуальные приветствия и фальшивые поздравления заканчиваются, я выдыхаю.

— Потанцуем, — Роман, как всегда, не спрашивает, просто оповещает и тянет меня за руку. И я благодарю бога, что когда-то давно занималась танцами. И, наверное, не опозорюсь сейчас. — Расслабься, — Калинин подхватывает меня за талию и руку. — Я поведу, просто доверься.

Улыбаюсь, на секунду прикрывая глаза, пытаясь отдаться его рукам, но напряжение все равно не отпускает. Музыка, мы начинаем движение, но я сбиваюсь на каждом шаге.

— Елизавета, — его горячие дыхание где-то возле моего уха вызывает мурашки. — Ты прекрасно двигаешься. Это платье безумно тебе идет, мне нравится, что оно подчёркивает твою чистоту. Забудь обо всех, просто отдайся мне, — звучит двусмысленно, и я вспыхиваю, но действительно забываю обо всех вокруг, поддаваясь мужчине.

Наш танец становится чем-то очень личным, глубоким и приятным, по крайней мере, для меня. Кажется, я чувствую только Романа. Тело никогда не было настолько чувствительно. Его рука на моей талии жжёт кожу даже через платье. Его ладонь, сжимающая мою руку, невероятно горячая. Его близость, запах и раскованные движения пьянят похлеще шампанского. Его глаза по-прежнему стальные, холодные, но смотрят только на меня. Сама не замечаю, как наш танец подходит к концу. Подрагиваю, словно мы не танцевали, а занимались чем-то интимным.

— Спасибо, — целует мою ладонь. — Устала?

— Больше перенервничала.

— На втором этаже есть отдельная женская комната. Отдохни там немного, тебя никто не потревожит. А я переговорю с нужными людьми, — провожает меня к лестнице и отпускает.

Медленно поднимаюсь, радуясь передышке. Ноги действительно ноют. А в общем, не все так плохо, как мне казалось. Все мои глупые разочарования стерлись. Если Калинину нужен этот вечер и эти люди, пусть будут.

«Он так живет, — напоминаю я себе. — И поэтому многого добился. Законы бизнеса диктуют свои условия».

Прохожу в комнату отдыха. Мягкие диваны, пуфики, зеркала и пара дверей в уборные.

Мою руки, прислоняю их к щекам, чтобы немного остыть. Щеки горят, тело еще подрагивает от нашего танца. Глубоко дышу, рассматривая себя, поправляя платье. Прохожу в комнату с диванами, наливаю себе пластиковый стаканчик воды из кулера и сажусь, с удовольствием скидывая туфли. Такого блаженства я еще не испытывала.

Вздрагиваю, когда в комнату проходит женщина в длинном, черном платье. Стараюсь не пялиться, отворачиваясь. Роман сказал, что меня никто не побеспокоит, но это женская комната – мало ли кому захотелось отдохнуть.