— Паша, не обижайтесь на меня, пожалуйста, если я показалась вам резка. И не спрашивайте откуда я знаю про вашу жену. Все равно не скажу. И опережая ваш вопрос, я ни на кого не работаю, клянусь ценой собственной жизни.

— Ошибаешься, Таня, ты уже работаешь на меня.

Полночи проворочался в кровати, вспоминая мерзкую Ирину улыбку. Хотя почему мерзкую, Ирка всегда была симпатичной. И улыбка у нее была красивая, и фигура ее меня тоже устраивала, подумаешь, чуть больше, чем надо. Вопрос только в том, что и кому надо. Мне было вполне хорошо, потому что любил эту выхухоль, а сейчас бесит, что Таня права. Я и вправду терпеть не могу полных баб после Иры, просто на дух не переношу. Психологические приемы, выполненные Бдушкиной, конечно, хороши, но Маша не будет толстой. Как сказала педиатр, надо просто больше двигаться, вот она у меня и будет двигаться, благо у папули есть собственный бассейн и не только он. Сделаю из нее пловчиху и мышцы грудные наработает и стройной будет. С этой мыслью незаметно погрузился в сон и приснилась мне не Таня в белом платье, а взрослая Маша, стоящая с наградой в руке на почетном первом месте в купальнике и с огромными плечами. Это не плечи, это скала! И груди у нее нет и вообще она похожа на Шварценеггера! Вскочил с кровати весь в поту и с колотящимся сердцем. Этого мне еще не хватало. Приспал, блин, на пару часиков.

Умылся холодной водой и пошел обратно в спальню. На часах пять утра, а скоро, точнее примерно через час, Маша начнет капризничать и окончательно проснется. За какую-то неделю я научился распознавать ее поведение. И если по началу она была бешеным крикливым комком, то теперь, обеспечив ей вполне нормальный режим дня, такой она уже не кажется. Отодвигаю край детского одеяльца и начинаю рассматривать ее маленькие ручки. Ну какие к черту огромные плечи? Какой же я идиот!

— Не будешь ты пловчихой, Машка. И теннисисткой не будешь. И ноги у тебя будут нормальные, не колесом. Все у нас будет хорошо, даже если и мамку твою не найдем. И без нее можно прожить. Все можно, было бы желание.

Знаю, что это дурацкая затея трогать Машу, когда она спит, но рука так и тянется обхватить ее малюсенький пальчик. Несильно я задумывался ранее, но вот эти пальчики сделаны с помощью меня. И ножки, и голова. Да все от меня. Моя дочь. Все равно странно звучит. Я и отец… Но это даже несколько приятно. Таня права, я умею любить. А свое и подавно.

— И тебя полюблю, Машка. А может уже люблю, — шепчу над кроваткой, уставившись на посапывающую малую. — Скоро и целовать тебя начну. Пятки, попу, ладошки. Превращусь в соплежуя, ну главное, чтобы никто не видел.

Усмехаюсь сам себе. А в принципе, почему бы и нет, незнакомая тетка может целовать, а я нет? Да уж, о чем я только думаю… Накрываю Машу обратно одеяльцем и иду на выход, но застываю, замечая в дверном проеме Таню. Несколько секунд ступора и в считанные мгновения я оказываюсь около нее. Хватаю ее за руку и тащу по коридору. Самое удивительное, что она совершено не сопротивляется и даже не произносит ни звука. Отпускаю ее руку и подталкиваю к стене. Еще секунду назад я хотел сказать ей множество слов, в частности какого лешего она за мной наблюдает, а сейчас я сглатываю слюну при виде ее белой хлопковой сорочки. Совершенно не привлекательная вещь, а если быть точнее, я бы назвал это белой тряпкой и выкинул бы в ближайший мусорный бак, только беда в том, что эта самая тряпка ей идет. Тряпка ли украшает Таню или наоборот, поди разбери, но я словно малолетка пялюсь на ее прикрытую простым хлопком грудь, а у самого в голове так и мелькают одна за другой картинки того, как я спускаю лямки ее сорочки вниз. Странное дело, вместо того, чтобы в своей обычной манере что-нибудь сказать или сделать, Таня рассматривает меня, совершенно не стесняясь этого. Собственно, мы оба играем в гляделки. Непозволительно долгие гляделки, в которых никто почему-то не спешит произнести и звука. Не понимаю, чего меня так ведет при виде этой ведьмы. Но сейчас у нее действительно завораживающий вид, одни распущенные волосы чего только стоят. А глаза… ну точно ведьма. Без сомнений. Ставлю руки по бокам от Таниной головы и наклоняюсь, как можно ближе.

— Танюша, а тебя с детства не учили, что подглядывать нехорошо? — шепчу ей на ухо, едва касаясь губами ее волос. Черт, и запах тот же, кокос и ваниль.

— А я не подглядывала, у вас дверь была открыта, — закрывая глаза, произносит Таня.

Опускаю взгляд на ее сомкнутые запястья, прижатые к животу и понимаю, что она самым настоящим образом волнуется, и еще больше это подтверждает, когда я, как бы невзначай, касаюсь пальцами ее шеи.

— Ты меня соблазнять пришла что ли в таком виде? — вновь шепчу ей на ухо, вдыхая запах ее волос. — Стояла и любовалась мной, пока я ворковал над кроваткой, да, Танька?

— Не льстите себе, — уверенно произносит Таня, открывая глаза. — Я смотрела на вас без какого-либо подтекста и вообще не на вас, а на ребенка.

— Ну да, ну да. Считай, что я поверил.

В упор смотрю на ее губы и не в силах отвести от них взгляд, делаю то, чего никак не ожидал от себя, особенно с учетом того, что я не любитель целоваться. Наклоняюсь к Тане ближе, обхватывая одной рукой за шею и сам тянусь к ее губам. Вот тебе и на, Меркулов. Сколько женщин тянулось ко мне в надежде это сделать, а я нос воротил. А теперь сам же и лезу. Губы у нее очень приятные, мягкие и теплые, ни капли не напоминающие накачанные вареники. Такие реально хочется целовать. Только бесит факт того, что Таня безучастна. Причем совершенно. Она даже не пытается этого скрыть, и ведь не отталкивает, зараза такая. И только через несколько секунд активного изучения ее губ, я как пещерный человек притянул ее ближе к себе, зарывшись двумя руками в ее шелковистые волосы. Тут уже видимо, Таня не выдержала и начала мне отвечать, но как-то неумело что ли. И только через несколько секунд продолжающегося утреннего безумства, мой мозг посетила занятная мыслишка: Таня попросту не умеет целоваться! Усмехнулся сам себе и отстранился от несколько потерянной ведьмы. Хотя сейчас она никакая не ведьма, а самая что ни на есть обычная девушка.

— Татьяна, у меня для тебя новость, — шепчу ей в губы, ощущая, как ее сердце отбивает чечетку. — Ты совершенно не умеешь целоваться.

Раз секунда, два, и эта мымра кусает меня за губу.

— Да ты издеваешься что ли?! Второй раз за несколько часов!

— Это, чтобы было понятно, что не надо ко мне лезть со своими слюнями! — отталкивает меня и демонстративно вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Ясно, пираньюшка моя кривозубая, надавил на больное, да? Постойте, постойте, Татьяна Батьковна, не только вы умеете играть в психолога.

— Кривозубая пираньюшка? Кривозубая?! Вы серьезно?

— Конечно, серьезно. У тебя передние зубы кривые.

— Знаете что, это даже для вас слишком. Мстя маленького обиженного мальчика за щель между передними зубами и вот я уже кривозубая. Ну, круто, товарищ Меркулов.

— Ты меня утомила. Значит так, товарищ Меркулов идет на утреннюю пробежку с Тимошей, а ты, пираньюшка моя кривозубая, готовишь товарищу завтрак к шести утра. А дальше кормишь Машу смесью, пока я буду наслаждаться девственно чистым июльским утром на террасе и завтраком с чашечкой ароматного кофе. В еду мне не плевать и ничего не подсыпать. Проверю по камерам. Увижу-я тебя всю обслюнявлю. Вопросы есть, лапасюня?