эпизодическое невнимание что ли… Парасенька, ну ты же знаешь что́ ты для меня, зачем ты?.. — он снова болезненно поморщился, словно от зубной боли. — А если тебе надо что-то делать, то чуть позже мы можем сесть в нашей уютной комнатке и заняться каждый своим. Это же прекрасно. А теперь прошу тебя: пойдём в церковь.

— Ну хорошо, — Прасковья поднялась.

— Спасибо тебе, — он сжал её руку.

В церкви было неожиданно много народа. Прасковью умилило, что принесли трёх не ходячих ещё младенцев и со всех сняли шапочки: мальцы оказались мужеска пола, а им полагается в храме обнажать головы. Она даже испугалась: холодно же! Слава Богу, на младенцев накинули капюшончики. Присматривалась к изрядно позабытым малышам: скоро и у неё такой будет, если всё пройдёт благополучно. Богдан дал ей три свечки, она поставила Богородице, Матроне Московской и Пантелеймону-целителю — потому что ему ставили больше всего свечей. Как всегда в церкви, она испытала неловкость и поглубже надвинула капюшон. Богдан был серьёзен, сосредоточен, но ей показалось, что прежнего погружения в молитву в нём уже не было. Может, показалось… А может, разочаровался в своей молодой истовой вере.

На выходе к ней подошли две девчонки лет тринадцати.

— Прасковья Павловна, можно с Вами сфотографироваться? — спросили, смущаясь.

Прасковья сфотографировалась. Спросила:

— Какую книгу вы сейчас читаете?

— «Неточку Незванову», — ответили обе разом. Прасковья удивилась. Неужто в самом деле свершилось: школьники читают классику.

— А кто вам больше всего запомнился из героев? — проговорила учительским тоном, проверяя, вправду ли читают.

— Скрипач Б., — тотчас ответили подружки, вызвав ещё большее изумление Прасковьи. Богдан стоял чуть в стороне и задумчиво улыбался.

— Хорошие какие девчонки, — проговорил он, когда подружки ушли. — Наша Маша будет таких учить. Удивительно: читают классику. Твоя работа?

— Ну, отчасти… — скромно ответила Прасковья.

— Ты потрясающая! — проговорил он то ли и испугом, то ли с изумлением. — «Неточка Незванова» — это Достоевский, кажется? Я не читал. Сегодня же прочту. — Прасковья прижалась к его плечу: утренняя обида исчезла. Что за глупость, в самом деле?

В каждом доме, в каждой хате —

В городах и на селе —

Начинающий читатель

Держит книгу на столе,

— продекламировала Прасковья. — Это уже было. Лет сто назад. Но нам удалось повторить. Сейчас читать — модно. Особенно бумажные книжки. Это вообще знак роскошной жизни. В полном смысле книга стала лучшим подарком. Люди снова стали составлять библиотеки — представляешь? Но электронные книжки абсолютно преобладают.

Он молча восхищённо глядел на неё.

После обеда пустились в обратный путь. Богдан был молчалив и задумчив. Ей казалось, что думает он о своей работе, и она решила его не отвлекать. Остановились, как в прошлый раз, в Покрове, на полдороги. Она съела свежеиспечённый пирожок со смородиновым вареньем, он ничего есть не стал, достал блокнот и что-то торопливо писал. Странно: при всей технической продвинутости он любил писать от руки. Интересно, почему?

— Богдан, почему ты пишешь от руки? — спросила, чтобы что-нибудь сказать.

— Так лучше думается, — ответил он бесцветно.

Она достала телефон и попыталась сосредоточиться на завтрашнем совещании, попробовала набрасывать своё выступление. Сейчас они расстанутся, она войдёт в метро и… Бог весть, когда они снова встретятся. Совсем скоро метро Купавна, откуда она вышла позавчерашним вечером.

Вот и метро.

— Парасенька, иди, — проговорил он, не глядя на неё. — Тут нельзя стоять.

Она отстегнула ремень, но вдруг почувствовала, что не может уйти: вот не может, и всё тут. Ноги не несут.

— Богдан, довези меня до Центра, я там где-нибудь выйду, — попросила, раздражаясь на себя за безволие.

— Хорошо, — кивнул он, продолжая думать о своём. — Только, знаешь, в городе могут быть пробки, воскресенье, многие возвращаются домой. На метро ты доедешь быстрее, — его голос вдруг сломался.

— Богдан, — она почувствовала, что не властна в происходящем, и за это презирала себя. — Богдан, поедем к тебе… я не могу, никуда не могу, не могу жить без тебя, — произнесла она с какой-то даже враждебностью. В этот момент она почти ненавидела его.

— Я тоже, — глухо ответил он. — Но я… я боюсь за тебя. Ты лучше понимаешь, что может из этого выйти. Тебе надо беречь себя, не хватало скандала…

— Богдан, я не могу, — настаивала она. — Не гони меня.

— Солнышко моё… — он нашёл её руку и приложил к своей щеке. — Ну что ты такое говоришь? Куда я тебя гоню? Я только боюсь за тебя. Ведь я не могу ни защитить тебя, ни укрыть… Что если русские власти завтра меня вышлют? — она машинально отметила, что он сказал на иностранный лад: «русские» вместо «российские». — Я не знаю, как отреагирует твой муж, твои начальники… Я совершенно не боюсь за себя, после всех моих передряг я вообще ничего не боюсь, но ты… ты… в твоём положении… вот за это всё я… — он замолчал.

— Богдан, поедем к тебе, я по-другому не могу, — монотонно проговорила Прасковья, ощущая, что лишь озвучивает диктовку какой-то высшей силы, которой не способна противиться.

— Хорошо, — согласился Богдан. — Только позвони сейчас же мужу и скажи, что не приедешь, иначе он будет тебя искать, — добавил он с той болезненной интонацией, с которой всегда говорил об её муже и семейной жизни.

Прасковья достала телефон. Гасан ответил тотчас. Подчиняясь всё той же высшей силе, она проговорила:

— Гасан, добрый вечер. Я задержусь на некоторое время. Когда приеду — всё объясню. До свидания.

— Хорошо, Красавица, — ответил Гасан обычным тоном. — Отдыхай, развлекайся. Вернёшься — позвони.

19

Завтра ей на работу, значит, надо купить костюм. Дело это не хитрое: в Столешниках и окрестностях видимо-невидимо магазинов российских дизайнеров одежды, есть даже правило, введённое Московской Думой, что в Центре должны быть представлены только российские производители. И оно неуклонно выполняется. В Центре сплошные «Сударушки» да «Матрёшки». Правда, говорят, реально работают там итальянские дизайнеры, но тут уж ничего не попишешь: дизайн — это итальянское искусство. В конце концов, Кремль тоже строили итальянцы. Скоро уж и итальянцев-то в мире не останется: заместят их пришлые племена, как когда-то заместили они древних римлян. Так что, вполне возможно, Москве принадлежит честь сохранения итальянского художественного гения.

Зашли в магазин деловой одежды, с галантерейной креативностью названный «Мадам Коллонтай». На стенках там и сям разбросаны вперемешку изображения самой героини и кадры из древнего советского фильма «Посол Советского Союза». А вот целая стена с картинками деловых дам прошлых времён, реальных и вымышленных: тут и модная ныне Екатерина II, и кинематографическая