Его обычная тактика. Диц, по-моему, тюремщик от природы. Надзиратель от бога до такой степени, до какой крокодил — не вегетарианец. Он (Диц, а не крокодил) откровенно получает удовольствие от исполнения штрафного режима. Его особый карцер, спроектированный лично комбатом, — это нечто, знаю на собственной шкуре…

Наблюдая с безопасного расстояния, я видел — с Усть-Ордынки Кривой почти не изменился. Все та же подтянутая, сухая фигура, ловкие, расслабленные, нарочито ленивые движения и серые, яркие глаза с насмешливыми черточками морщин в уголках. На скуле — багровое пятно былого ожога величиной в пол-ладони, над левой бровью — две глубокие борозды, память о Хатсальстском ущелье, где мы вшестером полдня перестреливались со взводом желто-зеленых.

Помню, лоб ему пропахало осколками камня после минометного взрыва. Мина взорвалась практически рядом, шлемофон — вдребезги, да и броню крепко попортило, но сам он почти не пострадал, только кожу содрало. Кровь так и хлестала, заливая лицо набегающими волнами. Володя Тарасевич бинтовал его за валунами и все спрашивал: не звенит ли в ушах, нет ли контузии, а Кривой не отвечал, только матерился, что ресницы слиплись от крови, глаз не разодрать, ни хрена не видно…

Повезло, говорили потом, он вообще везучий, кривой черт! Именно так про него всегда говорили…

Планета Сахара. 5 октября 2189 г.

Базовый лагерь штрафного батальона «Мститель»

(за месяц до высадки на Казачок).

Нет, я не удивился, когда Диц выделил из толпы Кривого, безошибочным чутьем тюремщика распознав в нем потенциального нарушителя и бузотера. Отправил в строй предыдущую жертву с расквашенными губами и взялся за Вадика.

— Солдат, выйти из строя! Два шага вперед! Да ты, ты, с драной рожей! Чего сощурился, как кот на куриные потроха?! Два шага вперед, я сказал!

— Господин майор, сэр, сержант… штрафник Кривой по вашему приказанию…

Договорить Диц ему не дал. Сразу врезал правым боковым хуком. Так что челюсть звонко щелкнула под кулаком, предусмотрительно обтянутым перчаткой из черной кожи.

— А если кто думает, что я всегда буду повторять два раза, то он совсем напрасно так думает…

Как всегда. Сценарий у комбата один. Убедительный правый кулак… Не менее убедительный левый кулак… А еще — носком сапога! И подковкой — по ребрам!

Показательная расправа, самоличное избиение перед строем. В назидание и вразумление. «Чтоб каждая сволочь понимала, куда попала и где ее свинячье место ниже уровня плинтуса!»

«Сволочь», как правило, понимала. Обычно Диц два-три раза сбивал с ног выбранную жертву, добивался покорного, ошеломленного выражения лица, и на этом вводная лекция объявлялась законченной. Но с Кривым майор явно просчитался. Тот одним своим видом ухитрялся дать понять все то нецензурное, что думает о новом командовании. Даже трудно объяснить, как это у него получалось — ни слова не говоря. Природный талант, наверное, — одним внешним видом бесить командиров до спазмов в горле и микроинсультов…

Сколько раз майор поднимал Вадика и опять сбивал с ног? С десяток — не меньше. Обрабатывал его, как боксерскую грушу, кулаки у Дица — настоящие кувалды.

Но Вадик вставал. Переводил дух на коленях, словно после нокдауна, сплевывал кровь и сопли и снова вытягивался по стойке смирно. Все так же независимо щурил глаза.

Вставал без команды. Падал и поднимался, и все равно оставался спокойным. Непробиваемо спокойным. Комбата это откровенно злило.

Словом, измордовал его Диц капитально. Настолько увлекся, что удивлялись даже сопровождавшие его «оводы». Переглядывались между собой за спиной командира. Обычно майор в первый день с новичками не усердствовал, приберегал это развлечение на потом, а тут — словно с цепи сорвался.

Коса и камень нашли друг друга?

Да, я сразу почувствовал, что от этого взрывоопасного сочетания — самодур Диц и отчаянный анархист Кривой — добра ждать не приходится…

* * *

— И что, тут всегда так весело? — спросил меня Вадик через некоторое время, когда пополнение уже развели по ротам и взводам.

Все просто — две пачки сигарет писарю, и нужный человек оказывается в моем взводе. Коррупция, леди и джентльмены, как без нее проживешь?

— Более-менее, — сдержанно ответил я. — Скорее более, чем менее… Ты что, раньше сталкивался с Дицем?

— Первый раз вижу, — отверг Кривой. — Так он здесь главный гад? Или есть еще кандидаты?

Вадик уже высморкал кровавые сопли и теперь ощупывал челюсти. Два зуба майор ему точно вышиб, еще несколько шатались и оставались в челюстях под вопросом.

— Самый главный, — подтвердил я. — Однако крепко он тебя.

— Ничего, не барышня, случалось и похуже… Когда-нибудь я его убью! Постараюсь как можно скорее, но как получится, — доверительно сообщил мне Вадик.

— Тогда становись в очередь.

— А я без очереди, — нахально заявил Кривой. — У меня три ранения и четыре контузии, мне льготы положены. Я его первый убивать буду.

— Обещаешь?

— Зачем? — удивился он без намека на юмор. — Один раз сказал — хватит. Болтать не люблю, ты же знаешь, Кир…

Хватило. Видимо, наш разговор в курилке подслушали, и кто-то из тайных стукачей доложил комбату.

В сущности, подобных угроз всегда звучало немало, комбата в батальоне любили искренне, как гвоздь в ботинке. В кулуарах это время от времени прорывалось. Но на этот раз Диц прореагировал. Может, внимательно ознакомился с личным делом бывшего старшего сержанта Повстанческой армии Усть-Ордынки и сержанта коммандос армии СДШ.

Диц всерьез взялся за воспитание новичка. Можно сказать, их взаимность началась с первой встречи, а потом продолжилась. Меня самого комбат тоже не слишком жаловал, тоже ломал, когда я появился в батальоне, но настолько все-таки не свирепствовал. Полагаю, здесь имел место не просто антагонизм надзиратель — штрафник, нечто большее — изначальное, интуитивное неприятие. Майор сразу и окончательно невзлюбил Кривого, и нельзя сказать, что Вадик не разделял его чувств.

* * *

Я помню, за тот спокойный месяц в казармах на Сахаре Кривой лишился еще нескольких зубов, заработал перелом переносицы, запястья, несчетное количество гематом и похудел килограммов на десять. Стал совсем тощим, один заострившийся нос и нахальные, как прежде, глаза. Из нарядов он практически не вылезал, а из «особого» карцера его несколько раз выносили без сознания.

Диц занялся ломкой Вадика со свойственной ему методичностью расчетливого садиста. Примерно так же, как гроссмейстер занимается интересной и трудной партией, основательно обдумывая каждый следующий ход. Мне часто приходило в голову, что комбат вообще не рассматривает штрафников как людей или солдат. Скорее, как хищных зверей, которых нужно укрощать сразу. Кнутом, разумеется, без всякого пряника — хищники не едят сладкого. Подробнее объяснить не возьмусь, я все-таки не силен в психиатрии. А психопатология командного состава — это вообще темный лес, «терра инкогнита» уставных джунглей. Я понимаю, что уделяю Дицу слишком много внимания, не стоит он того. С другой стороны, именно на нем замыкается жизнь и смерть пятисот человек, именуемых в штабных сводках 14-м отдельным штрафным батальном «Мститель»…