и ветви вербы посыпались на пол, а упырь всё продолжал вползать. Уже полностью втекло его щерящееся лицо и шея.

Антон с треском разломал об него стул.

– Где священник? – спросил Новиков, отходя от окна.

– Фимиама и ладана нет, я их выложил, чтобы просушить, – прохрипел откуда-то отец Павел.

– Нам кранты, – выдохнул Антон.

– Бери детей, женщин и бегите, – через плечо прошептал ему Новиков.

Упырь оттянул руку и вдарил по стеклу. Все разом подпрыгнули. Стекло звонко вздрогнуло, но устояло. Только с рамы упала ветка можжевельника. И попала на лоб монстра, который от этого перестал щериться и затряс головой, как собака.

– Можжевельник, – пробормотал Новиков и обернулся к искажённым страхом лицам. – Спички есть? Ну, живо!

Первой среагировала Октябрина Леонардовна. Она коротко кивнула и выбежала из комнаты, вернулась с большим коробком. Новиков сбегал к другому окну, схватил сразу несколько веток и попытался поджечь. Руки плохо слушались, искра не высекалась.

– Быстрее! – крикнула какая-то из женщин.

Новиков глянул на упыря, который влез в дом уже по грудь и перебирал когтистыми лапищами по подоконнику.

Наконец искра появилась, спичка зашлась. Новиков запалил сразу несколько веток и изо всей силы подул в сторону упыря. Тот замахал руками и зашипел, отплёвываясь.

Октябрина Леонардовна тоже схватила несколько веток с окна и забрала спички у Новикова. Запалив можжевельник, она тоже стала дуть дым на упыря, который, свистел и выл так, что мурашки бежали.

Отец Павел стал махать какими-то листами, чтобы гнать дым на монстра. Фельдшер Люба наконец-то пришла в себя и швырнула в упыря ветки вербы, которые подняла с пола.

Упырь захрипел, оскалился и стал потихоньку вытекать на улицу. Вылез полностью, встряхнулся, обретя человеческую форму, попятился и исчез во тьме за забором.

Октябрина Леонардовна выдохнула и опустилась на стул. Новиков закрыл глаза и привалился к стене.

Из-за занавески послышался слабый детский стон. Люба-хозяйка вскочила и побежала в соседнюю комнату, за ней пошёл отец Павел.

Глава 9. Чего земля не выплюнет

На печке в доме родителей всегда хорошо спать. Даже если проспишь всего часов пять, всё равно утром встаёшь полным сил и с хорошим настроением. Только вот печка-то вроде бы не родительская. И запахи не похожи. И звуки другие.

Новиков открыл глаза. Точно, потолок не тот, одеяло чужое. Ну да, ну да. Они же за полночь вернулись в дом Октябрины Леонардовны. Люба-хозяйка слёзно умоляла всех остаться, но староста деревни сочла это неприличным и погнала их компанию к себе. Тем более что малышу после обтирания святой водой и помазывания маслом стало получше.

Даже Люба-фельшер удивилась. А ещё она показала им пару странных шрамов на шее ребёнка. Тонкие царапины, как будто полностью зажившие. Только вот мамаша никак не могла припомнить, когда и как они появились. С одной стороны, ничего удивительного – маленький ребёнок, везде залезает, всё ему надо потрогать. Да ещё в деревенском доме. С другой – как-то многовато шрамов, чтобы мать их раньше не замечала. На ней, конечно, и хозяйство, и старшая дочка. Но место видное – шея. Как тут не заметить.

Но ко всей этой ситуации примешивалась ещё одна проблема. Новикову казалось, что где-то он подобные шрамы уже видел. Тонкие, как бы давно зажившие. На чьей-то шее. Только вот никак не мог вспомнить, на чьей именно.

– Вставать-то будешь, что ли? – раздался из-за занавески голос Октябрины Леонардовны.

Пришлось вылезать из одеяла и спускаться вниз. Хорошо, что одежда за ночь просохла, и громадного размера вещи можно было с радостью вернуть хозяйке.

– Как спина-то? – спросила Октябрина Леонардовна, расставляя на столе глубокие тарелки.

– Спасибо, отлично! – Новиков покрутился в разные стороны. И никакого ощущения ржавых болтов у хребта – свобода движения. Как это прекрасно.

– Мазь оставь себе. У меня ещё есть.

– Спасибо, – расплылся в улыбке Новиков.

Отец Павел, стоявший перед иконами и что-то бормотавший, приветственно кивнул через плечо.

– А где Антон? – спросил Новиков, умывшись.

– Сам-то как думаешь? – буркнула хозяйка дома, ухватом вынимая из печи большой чугунный горшок с гречневой кашей.

Гречка из печи, да ещё с паштетом из разваренных лесных грибов и лука, зашла на ура.

– Надо что-то решать с транспортом, – сказал Новиков, когда Октябрина Леонардовна стала убирать посуду со стола. Отец Павел собрал тарелки в стопу и отнёс на мойку.

– Потом решите, – сказала хозяйка, расставляя чашки. – Сначала – крестный ход. А то вон чего творится.

– Я же уже сказал, что нужно разрешение… – пробормотал было отец Павел, но Октябрина Леонардовна показала ему громадный кулак.

– Вот те разрешение! Может, ещё Патриарху напишешь? А мы тут пока всех детей схороним.

– Почему он именно из детей силы тянет? – задумчиво проговорил Новиков. – Они слабее? Поэтому?

Никто не ответил. Отец Павел смотрел в чашку, Октябрина Леонардовна занималась самоваром.

– А откуда вы все знаете про можжевельник? – продолжал расспрашивать Новиков.