«Мила, привет. Мы с товарищем – кстати, познакомься, Алексей – попали в неприятности. Мы поживем на твоей даче пару дней?»

Про дачу Глеб придумал только что, и это был, пожалуй, самый надежный вариант укрывища. Дело в том, что бревенчатый деревенский дом под Александровом принадлежал двоюродной тетке Милки, очень пожилой и грузной женщине, которая давно уже не покидала своей московской квартиры. Дачу она щедро отдала в распоряжение племянницы, пообещав, что после смерти дом отойдет Милке в собственность.

«Никто ни по одной базе данных не сможет вычислить нас на этой даче», – окончательно уверился в своем решении Глеб.

– Че твоя подруга, подмывается, что ли? – грубо спросил Акундин, пританцовывая от холода у подъездной двери. – Ты ж сказал, что она уже не спит…

Пожав плечами, Глеб перенабрал номер – с тем же результатом. Милки, судя по всему, не было дома, а это значило, что девушка ночевала где-то в другом месте. Глебу стало на мгновение очень неприятно, но он сам не понял, почему…

Москва просыпалась. В домах зажигались огни, дворы наполнялись бодрым шарканьем дворницких метел, из подъездов выходили люди с помятыми лицами, спешащие на работу. Милка появилась со стороны улицы. Голубая дутая курточка, спортивная сумка через плечо, рыжие волосы собраны в задорный хвостик – девушка бодро вышагивала по асфальту, стуча каблучками. Заметив Глеба, она улыбнулась:

– Су-уперский, ты! Каким ветром?

– Ты где была? – хмуро спросил Глеб.

– Да с девчонками тусили на покрутонах, – беззаботно отмахнулась Милка, но, словно вспомнив о чем-то, свела к переносице треугольные бровки: – А ты что, волновался? Волновался, да? Су-уперский, ты, может быть, даже ревнуешь?

Глеб не нашел ничего лучше, как глупо промямлить:

– Ничего я не ревную…

И тут в разговор вступил Акундин. Он весь преобразился, перестал дрожать, изящно перекинул полотенце через согнутую руку и изобразил галантный полупоклон.

– Девушка, вы прекрасны, как рассветное солнце на Ривьере. Не удивлюсь, если мой угрюмый друг в минуты страсти роковой именовал вас именно так – Солнышком. Кстати, позвольте представиться: Алексей, обладатель Кубка Москвы по паркуру. Позвольте вашу сумочку. О, я чувствую запах керосина! Вы увлекаетесь пойстингом? Что крутим? Аккордеоны, манкифисты, роллы? Или вы работаете со стаффами? А может, с пальчиками?

– Нет, что вы, – сощурила глаза Милка, в улыбке показывая мелкие зубы. – Я только учусь. У меня носочки-треники.

– На «Болоте» крутите? – Акундин полуобнял Милку, увлекая к двери и перейдя на доверительный бархатный басок. Девушка хихикала, звеня ключами.

– Обычно на «Болоте», там все рупоисты собираются. Иногда в Цэпе катаемся, но там сейчас сыро. Вы голодные, наверное? У меня борщ есть и салат. Су-уперский, ты чего застрял?

Последняя фраза относилась к Глебу, который потерянно топтался в стороне, от злости крепко стиснув зубы. Он не нашел ничего лучше, как спросить в ответ:

– А тебе разве на работу не надо?

– Ну что ты, Су-уперский, – рассмеялась Милка. – Совсем потерялся в своем вирте. Какая работа – у меня ж вольный график!

…Они сидели на чистенькой Милкиной кухне. Глеб уныло ковырялся ложкой в тарелке с борщом, исподволь наблюдая, как Акундин обволакивает рыжую хозяйку вниманием, ловко и умело расставляя разнообразные словесные силки, ловушки и западни. Алексей явно был докой по части слабого пола, причем большим докой, куда там Андрюхе-Брюхе с его «девушка, вы любите оргазм?». Больше всего Глеба бесило, что Милка, весело хихикая, точно крыска за Гамельнским крысоловом, покорно шла в эти ловушки, увязая в трясине профессионального флирта все глубже и глубже.

– Хватит жрать, – бухнул наконец Глеб, отодвигая тарелку. – Милка, нам…

– Фи, Су-уперский, какой ты грубый, – сморщила носик девушка. – Если ты наелся, это же не значит, что все остальные тоже. Алеша, вам налить добавки?

– Солнышко, мы же договорились – на «ты», – осклабился Акундин. – От добавки не откажусь, тем паче что борщ вкуснейший. Ты – отличная хозяйка, мои респекты и тонна зависти будущему супругу.

Милка смущенно хихикнула:

– Это по рецепту моей мамы. Она из Белоруссии, там все так варят.

– «Молодость моя – Бе-ло-рус-си-я», – пропел Акундин, принимая из Милкиных рук наполненную тарелку. – Слышь, Глеб Погодин, ты чего сычом сидишь, волком глядишь? Иди покури, что ли… С тобой рядом кусок в горло не лезет.

– А ты не жрать сюда… – начал Глеб и осекся, поймав Милкин укоризненный взгляд. Не выдержав, он вскочил и заорал: – Да пошли вы! «Сю-сю, Солнышко, му-сю-сю, отличная хозяйка». Тьфу, уши вянут!

И с грохотом отодвинув стул, ушел на лоджию – ему и впрямь до невозможности захотелось курить.

Спустя минуту туда притопал Акундин, завернувшийся в коричневый клетчатый плед. Он повязал его крест-накрест, стянув на груди узлом. Получилось что-то вроде безрукавки и мексиканского серапе одновременно. Странно было то, что Глеб не увидел крови от ран, которые нанес человек в черном Акундину. И Алексей уже почему-то совсем не хромал.

– Ты чего психуешь, боец? – сыто жмурясь, спросил он. – Я же ничего такого не делаю. И потом – сам же сказал, что Солнышко – твоя бы-ывшая.

Слово «бы-ывшая» он произнес в Милкиной манере, растягивая гласные.

– Она тебе не Солнышко! – процедил Глеб. – И плед этот, кстати, я ей подарил, понял?

– Дурак ты, Глеб Погодин, – отмахиваясь широкой ладонью от сигаретного дыма, зевнул Алексей. – Такая девка, самый сок – а ты быкуешь, красный вон весь, как омар. Не ссы, все путем будет. Давай лучше обмозгуем, что дальше делать. Ситуевина-то хрено…

Он замолчал, привлеченный чем-то внизу, во дворе. Крепко, до боли сжав плечо Глеба, Алексей перегнулся через край лоджии – и тут же отпрянул.

– И тут достали! Глубоко роют. Все, по коням!

– Что там? – Глеб, похолодев, тоже намеревался глянуть вниз, но Акундин уже тащил его в комнату, на ходу бормоча:

– Во влипли так влипли…

Они, толкаясь плечами, лихорадочно обувались в тесной прихожей, когда из кухни вышла Милка с мокрыми руками – девушка мыла посуду.

– Ой, мальчики, а вы куда?

– Потом расскажем, Солнышко! – фальшиво улыбаясь, заверил ее Акундин. – Очень нам сейчас нужно в одно место.

– Дверь никому не открывай, если что, вызови милицию! – уже из подъезда крикнул Глеб и тут же повернулся к Алексею: – Они ей ничего не сделают?

– Я-то откуда знаю, – буркнул тот, шагая к лифту. – Твои ж догонялы.

Но, увидев, как Глеб враз потемнел лицом, мягко добавил:

– Думаю, девка им без надобности. Они нас как-то чуют, врубаешься? На нас маячок есть какой-то. Пуля, что в машине, меченая была – это понятно. А у нас-то что? Или…