class="p1">Поэтому в Оренбурге тщательно продумали все детали передвижения Гуссейна Али. Он должен был ехать под видом «частного человека», приказчика, путешествующего «по торговым своим делам» под поручительство «известного торгового дома»[222]. Перовский договорился о предоставлении афганцу товаров для придания большей убедительности его купеческому облику.

Предупреждая неизбежные опасения столичных чиновников относительно обременительности визита афганского посланника, губернатор спешил сообщить, что Гуссейн Али человек «тихий, скромный» и явится в столицу «без всяких требований и притязаний». К тому же его визит будет полезным в любом случае, вне зависимости от того, чем завершатся переговоры и каков будет официальный вердикт. «Одаренный от природы умом и понятливостью», Гуссейн Али станет для Азиатского департамента Министерства иностранных дел ценным источником информации[223].

Губернатор не предвосхищал результаты переговоров в Петербурге, но по всему своему содержанию его письмо предполагало осуществление секретной операции, которая должна была продвинуть интересы России в Центральной Азии и способствовать вытеснению оттуда англичан. Эта операция должна была придать дополнительный импульс и карьере его протеже. Недаром письмо Нессельроде Перовский начал с упоминания о Виткевиче. И закончил рекомендацией отправить Гуссейна Али в столицу в сопровождении этого офицера[224].

Чтобы заранее снять возможные возражения относительно кандидатуры Яна (Перовский не забыл афронт, который получил несколькими годами ранее – отказ командировать Виткевича в Бухару), он всячески подчеркивал, что бывший бунтовщик совершенно преобразился. «В случае отправления Гуссейна Али в столицу я полагал бы придать ему… прапорщика Виткевича… Виткевич приехал сюда, будучи почти ребенком, за проступок, из Виленской гимназии; ныне по тринадцатилетнем пребывании своем в здешнем крае вполне загладил вину свою отличным поведением и примерным усердием, с коим исполняет все налагаемые на него поручения. Он прикомандирован уже несколько лет к Пограничной комиссии, знает хорошо татарский и персидский языки, может в столице надежно служить переводчиком при расспросах кабульского посланца и сверх этого может дать Азиатскому департаменту подробный отчет касательно всех отношений здешних со степью и с соседними областями Средней Азии»[225].

Как видим, отмечалась не только благонадежность Виткевича, но и его значимость как эксперта-востоковеда.

О письме Перовского было доложено Николаю I, самодержец ознакомился с ним и вернул в Министерство иностранных дел 23 мая[226]. В отношении приезда в столицу Гуссейна Али реакция государя была положительная, «высочайшее соизволение» было даровано. Соответствующая депеша из Министерства иностранных дел Оренбургскому губернатору за подписью директора Азиатского департамента Константина Константиновича Родофиникина ушла 25 мая.

Сотрудники департамента в сжатые сроки подготовили информационно-аналитическую записку по афганским делам. Во многом она повторяла и развивала выкладки Перовского. Они с Родофиникиным хорошо знали друг друга и были единомышленниками.

В записке развивалась мысль о необходимости поддержать Дост Мухаммед-хана «против англичан». Иначе они «подвинут против нас при удобном случае соседние к нам Азиатские земли, снабдят их порохом, оружием и деньгами, и этого только и не доставало, чтобы ничтожных противников наших превратить в опасных врагов»[227]. Нашла свое отражение и идея Перовского относительно сукна и нанки, которые «будут иметь в Афганистане тройную и четверную против здешнего цену»[228].

Подчеркивалось, что «непременная воля Его Величества» заключалась в том, чтобы приезд посла «оставался для всех тайною». Все имеющие к этому отношение распоряжения должны были производиться с крайней осторожностью, дабы «не дать ни малейшего повода к каким-либо толкам и постороннему любопытству»[229]. Перовский и Родофиникин исходили из того, что англичане везде имеют своих шпионов («не только в Кабуле, но и в Бухаре»[230]) и могли прослышать о миссии Гуссейна Али.

Британская разведывательная деятельность традиционно внушала опасения российским силовикам. В 1828 году, в представленном Николаю I «Кратком обзоре общественного мнения в 1828 году», подготовленном III Отделением, отмечалось: «…Англия ведет здесь систематический шпионаж, и ее происки направлены не только на то, чтобы своевременно добывать нужные сведения о политических планах нашего кабинета»[231]. Ну, а если эти планы, как в случае с приездом афганского посла, имели антибританскую направленность, то тем более следовало остерегаться вражеских агентов.

Вскоре после решения о приезде Гуссейна Али государь одобрил кандидатуру Виткевича в роли сопровождающего. По свидетельству Родофиникина, для этого понадобился «особый доклад». 1 июня директор департамента известил Перовского о том, что по вопросу Виткевича «также изъявлено Высочайшее соизволение»[232].

Губернатор получил это уведомление 14 июня и в тот же день написал ответ, в котором еще раз наилучшим образом отрекомендовал Виткевича и попросил оказать ему поддержку в столице. «Письмо это представит Вашему Превосходительству известный Вам прапорщик Виткевич. Чиновник этот смышлен и усерден, а сверх того смел, и готов поехать хоть в Индию, надеясь на счастие свое, сметливость и довольно порядочное знание татарского и персидского языков. Усовершенствование себя в последнем составляет одно из главных его желаний, и он надеется иметь этому случай в С. Петербурге. Осмеливаюсь всепокорнейше просить Ваше Превосходительство способствовать ему в этом»[233].

Обращает на себя внимание оперативность, с которой реагировали Перовский и Виткевич. Видно, они с нетерпением ждали «отмашки» из столицы и заранее подготовились, чтобы потом не терять ни часа, ни минуты. 14 июня пришло письмо Родофиникина, в тот же день Перовский отправил ответ, и 14-го же числа Ян покинул Оренбург.

Он предчувствовал, что уже не вернется в этот город, и поручил Виктору Ивашкевичу позаботиться об остававшемся у него там имуществе, о чем уведомил родных в Пошавше. Эльвира пометила в дневнике: получено письмо от Яна, в котором сообщалось, что всю свою библиотеку в несколько тысяч томов, дары бухарского эмира, драгоценности, седло, индийские шали и прочие предметы он оставляет у «товарища своей юности», и если ему не суждено будет вернуться домой, то пусть всем этим имуществом распорядится брат[234].

Позднее мы увидим, что это распоряжение не было выполнено.

Виткевича сопровождал слуга-киргиз Турганбай, которому для поездки выдали специальный Билет Оренбургской пограничной комиссии. В нем содержалось лаконичное описание внешности Турганбая: «Лет – 30, рост – средний, лицо – смирное, глаза – серые, нос – прямой, волосы – темные, борода – густая»[235]. Мы уделяем этому такое внимание, поскольку, возможно, именно этот киргиз отправился в Персию и Афганистан вместе со своим хозяином, потом вернулся с ним в столицу и был последним, кто видел Виткевича в ночь на 9 мая.

Яну велели дожидаться Гуссейна Али в Самаре. Тот пустился в путь днем позже, в сопровождении другого слуги, «одного башкирца, служащего письмоводителем у казацкого старшины». В путешествии этот «башкирец» выступал в роли «киргизского заводчика». Были