– Не надо делать из меня мученика, – прервал мой монолог, который грозил перерасти в обычное самоедство. – Некоторые вагоны разгружают (вот это и правда труд), а я всего лишь бренчу на гитаре и единственные мои трудовые мозоли – на подушечках пальцев от струн. Я бы хотел сидеть в пустой комнатке и играть для себя, но тогда умру от голода. Благодаря Андрею я смог превратить свое хобби, а теперь любимое дело, в заработок. Пришлось пойти на некоторые уступки (такие как фото- и автографсессии и вся прочая мишура), но зато я могу спокойно сочинять песни и знать, что у меня будут деньги, банально, на карандаш и лист бумаги, чтобы записать их. Да, порой бывает тошно, хочется все бросить и сбежать на необитаемый остров, чтобы не дергали за веревочки как марионетку, но в целом ты права, сцена – мой личный наркотик. А если говорить о расходах, – не забыл прояснить так волнующий меня вопрос, – то в квартире живу и я, отдыхать летаю тоже я, и твое платье для меня – любоваться тобой. Так что, детка, ты тут не причём и деньги я трачу на себя исключительно из собственного эгоизма, – улыбался, радуясь своей находчивости.

Надо же уметь все так перевернуть.

– А если серьезно? – хотя на это было мало надежды.

– Твои заморочки – полная ерунда, – было неутешительное заключение. – Разве я увешиваю тебя украшениями, как елку? Или наряжаю, как куклу, в дорогие тряпки? Может, таскаю, как атрибут, с собой на вечеринки? – Медленно, преподнося завуалированные факты, подталкивал к тому, чтобы я своим умом дошла до понимания, что мои переживания – пустышка и я напрасно извожу себя. – У нас с тобой не такие отношения.

– Я знаю.

– Тогда не вижу никаких проблем.

Не могла не согласиться, что часть моих тревог надуманные, но прекрасно осознавала, декан и его недвусмысленные намеки совсем не плод моего воображения.

– Но они есть.

– Я решу твои проблемы, – этой фразой поставил точку в разговоре, и я даже не успела спросить, каким образом он собирается это сделать, как он взял за руку и, подхватив с дивана чехлы, вел за собой к выходу. – Не хочу, чтобы ты сидела в одиночестве и гоняла в голове эти мысли. Я обязан быть в студии (прямой эфир уже идет), так что ты поедешь со мной. Остальные встречи отменю, и остаток дня мы проведем вместе.

Я бы с удовольствием поехала (телестудия и закадровая суматоха меня не пугали), но мой вид, скажем так, был не совсем подходящим. «Боевые раны» наверняка стали еще краше и я не хотела своим видом вызывать у людей ненужные вопросы – это прекрасная почва для нового сенсационного заголовка.

– Мне лучше остаться дома, – упиралась.

– Что еще? – простонал Костя, предчувствуя новую мифическую проблему. Я продемонстрировала свою шею. – Откуда это? – почти не касаясь, провел пальцами по болезненным царапинам.

– Подралась с одногруппницей, – пристыженно опустила глаза. Глупый был поступок. И безответственный.

– Об этом, – зная меня, пригрозил пальцем, как зачинщице этого безобразия, – во всех деталях расскажешь, когда вернемся, а сейчас пошевеливайся, – захлопнул входную дверь и подгонял к лифту. – Забыла слова Андрея? «Нельзя быть таким безалаберным, Костик! – стучал указательным пальцем по воображаемым часам на запястье, копируя жест брата. – Знаешь, сколько стоит неустойка за сорванный концерт?!»

Я смеялась, а Костя припоминал еще больше коронных фразочек бывшего продюсера, чтобы еще больше развеселить меня. Так на какое-то время я забыла обо всем и просто радовалась жизни, которая и состоит из таких вот мелочей. Вспомнилась жвачка из детства «Love is…»: Любовь – это когда он не позволяет тебе грустить.

А еще решает все твои проблемы.

***

Мы зашли в пустой лифт и он «полетел» вниз. Костя оставил занятие смешить меня и с угрюмым видом, уткнувшись в телефон, отправлял сообщения. Пояснил, что переносит все запланированные на сегодня встречи на другое время, и многие этим недовольны. В таких ситуациях парень всегда был учтив и вежлив и старался уладить все конфликты мирным путем, в отличие от Андрея, для которого основными методами воздействия на людей были ор, мат и угрозы. В чем-то братья были похожи: Костя так же заводился с пол-оборота, и ему не чужда была жестокость, но эти черты нивелировались совсем другим, нежели у Андрея, характером. Костя был более мягким, и стремился разобраться в человеке. Он словно осторожно, по ниточки, тянул из глубин души мотивы человеческих поступков. Брат же действовал топорно: либо по-моему, либо никак.

Андрей, конечно, был еще той беспардонной занозой в заднице, но я чувствовала, что Косте не хватало его. И дело было не в том, что присутствие брата избавило бы музыканта от большой части работы, а в том, что у них была своеобразная, которой мне не понять, связь. Один опекал и заботился, другой поддевал и посмеивался – так по-мальчишески они показывали друг другу свои чувства.

До сих пор я не касалась этой темы, надеясь, что парни остынут и сами во всем разберутся, но время шло, и никто не пытался сделать первый шаг к примирению.

– Ты не виделся с Андреем после вашей ссоры? – спросила в лоб, чем удивила Костю. Он ненадолго оторвал взгляд от экрана, чтобы одарить меня сердитым «нет» и снова погрузился в телефон. – Почему? – хотела, чтобы он открылся мне, до конца не понимая, что же у него на душе.

– Начался сеанс психотерапии? – телефон был выключен и отправлен в карман, а на лицо натянута улыбка.

Не стала юлить и выдумывать способы, как бы вытянуть из него истинные чувства:

– Меньше всего хочу, чтобы ты изображал безмятежность, когда это и не так, и таился от меня. Не повторяй моих ошибок.

Костю всегда подкупала моя искренность. Он привалился плечом к стенке лифта, а руки нырнули в карманы брюк:

– Мне не о чем с ним говорить. Все что могли, мы уже высказали друг другу.

Если в недавнем столкновении Костя видел конец отношений с братом, то я – начало. Озвучив друг другу все недосказанности, пусть и в жесткой и грубой форме, братья, сами того не понимая, перешагнули некий рубеж. Они были заложниками когда-то давно установленных ролей – начинающий музыкант и тоталитарный продюсер, а теперь обрели свободу быть просто братьями.

– Теперь будешь до конца своих дней дуться на него?

По испепеляющему взгляду поняла, что Костя готов причислить меня к предателям.

– Ты на его стороне?

Прятала улыбку, почувствовав себя воспитательницей детского сада, которая мирит двух надававших друг другу тумаков мальчишек. По крайней мере, Костя выглядел сейчас именно так.

– Я всегда на твоей стороне, – подошла к обиженному, обнимая его за талию.

– Тогда зачем этот разговор? – хмурые складки между бровей разгладились, и он обнял меня в ответ. – Не вижу смысла в мире. Зачем?

– Может, потому что он твой брат? – поджала губы и ждала его реакции.