— То есть как? — удивилась Лена.

— То есть убийство профессора, отравление Коломийцева и нападение на тебя ночью в храме — это события, совершенно между собой не связанные, три разных дела.

— Да нет, таких совпадений не бывает! И потом, а как же звезда, блокнот — ты забыл о них? — с горячностью принялась объясняться Лена, размахивая нетерпеливо руками.

— Не забыл, вот хотел спросить тебя, что там с блокнотом? И почему ты думаешь, что сокровище не может быть спрятано в храме?

— Тут все просто, вот, смотри сюда, — Синицкая развернула к Яшину экран ноутбука. — Вот подробная схема храма — глубокие ниши-тайники, они использовались как хранилища. Их закрывали дверями, от некоторых из них до сих пор сохранились петли. До тысяча пятьсот девяносто пятого года в подклете прятали царскую казну и ценные сбережения горожан.

— Типа банковской ячейки? — с ухмылкой спросил Владимир.

— Ага, типа ячейки. В подклет вела внутристенная белокаменная лестница из центральной церкви Пресвятой Богородицы, о которой знали лишь некоторые посвященные. Позднее этот вход был заложен, вот, обрати внимание сюда. В процессе реставрации в тридцатых годах века уже двадцатого потайную лестницу эту и обнаружили, — как внимательная и въедливая учительница, рассказывала Лена.

— И чаво? — спросил Яшин, подвигая к Лене скоро нарезанные бутерброды с колбасой и сыром.

— А таво, что кроме этих ниш-тайников прятать в храме сокровища больше негде! — устало прикрыв глаза, ответила Лена, надкусывая бутерброд.

— Как это негде? А внизу? Под фундаментом?

— Под каким фундаментом? В этом-то и дело, такова особенность архитектуры храма Пресвятой Богородицы, что несколько храмов расположены на одном, только на одном фундаменте. Там нет глубокого фундамента, только небольшая каменная кладка-основание.

— А подземный вход? — с воодушевлением спросил Яшин.

— Подземных входов и на территории Кремля, и под Красной площадью предостаточно. Вспомнить хотя бы хрестоматийный случай, мне о нем рассказывала Мария Кондратьевна, старейшая музейная работница храма. Кстати, к ней тоже можно обратиться за консультацией, она никогда не откажет. Так вот, Мария Кондратьевна говорила, что в тысяча девятьсот девяностом году, я, понятное дело, тогда еще не работала в музее, из-под пола в храме Василия Блаженного появился барсук.

— Кто появился? — Володя фыркнул и чуть не обжегся горячим кофе.

— Барсук, самый обыкновенный, живой такой, толстенький барсучок. Много тогда сил и времени ушло на то, чтобы его выловить. Ловили по всему храму. Его потом в зоопарк отдали, в московский, — объяснила Лена, споро жуя бутерброд. Она только сейчас поняла, как сильно проголодалась.

— Подожди ты с зоопарком, а как барсук в храме появился? Откуда? — перебил ее на полуслове Яшин.

— В том-то и дело, это повод для размышлений. Едва ли барсук сам прорыл тоннель, по которому зашел в гости к музейным работникам. Его шкурка была чистой и блестящей, — запивая бутерброд бодрящим кофе, ответила Синицкая.

— То есть ты хочешь сказать, что он вполне мог воспользоваться тайным подземным ходом под храмом? — задумчиво протянул Володя.

— То, что под Красной площадью, в Кремле, на территории Александровского сада были и есть подземные ходы — это непреложный факт. Археологи многие из них нашли, но почти все они никуда не ведут, завалены много веков назад, хотя во многих тоннелях под землей находят скелеты в одеждах шестнадцатого, семнадцатого и даже пятнадцатого веков. А под Мавзолеем достаточно неглубоко проложены трубы канализации, и был такой конфуз, когда хоронили Ленина, эта канализация прорвалась, и все вонючие нечистоты вылились на Красную площадь. Узнав об этом, патриарх Тихон даже злословил: «По мощам и елей», — терпеливо и дотошно рассказывала Лена.

— Так, Ленина оставим в покое, бедный барсучок откуда же в музей пролез? Где он жил до этого? В лесу?

— Нет, я думаю, скорее всего, бедняга нашел тайный лаз из Александровского сада.

— А там что, живут барсуки? — изумился Володя.

— Ой, да не знаю я, где эти барсуки живут! Но как факт, он действительно воспользовался подземным ходом под храмом, — отмахнулась от него Синицкая.

Володя неопределенно хмыкнул.

— Кстати, ты просмотрела найденный блокнот?

— Да, это действительно дневник мужа Элеоноры Яковлевны Михаила Каретникова, довольно знаменитого архитектора. Он в свободное время интересовался историей архитектуры, в частности, временем возведения собора Василия Блаженного. Он предавался этому делу со всей страстью, читал все, что мог найти о строительстве собора, покупал древние книги, свитки, летописи этого периода. В этом блокноте его заметки, впечатления, в принципе ничего такого нового эта информация не несет, кроме одной надписи, очень необычной, в самом конце блокнота. Вот, смотри, — Лена открыла последнюю страницу.

— Она написана как-то иначе, — внимательно разглядывая текст, сообщил Яшин.

— Конечно, иначе. Она написана невидимыми чернилами — а именно, молоком. Михаил Осипович очень не хотел, чтобы ее прочитал кто-то чужой.

— А как ты ее выявила? — удивился Володя.

— Очень просто, сам по себе дневник — обычные записи обычного архитектора, в нем ничего такого, из-за чего можно убить, нет. Тогда я принялась рассматривать обложку и на последней странице заметила какие-то разводы. И я вспомнила, что, чтобы прочитать надпись, написанную молоком или раствором уксуса, достаточно нагреть ее на огне. Я так и сделала, и вот — вуаля, гляди, что получилось.

Володя Яшин внимательно рассматривал блеклую надпись, волшебным образом появившуюся на задней обложке дневника.

— Какие-то каракули, опять шифровка?

— Типа того. Могу сказать одно, Михаил Осипович плохо умел рисовать.

— Каз. К-Ш — стрелочка — потом цифры два, ноль, ноль, три, запятая цифра два и то ли буква «з», то ли тройка. Что это, карта сокровищ?

— Или что-то, на нее очень похожее, — согласилась Лена.

— А наша звезда, какое она имеет отношение ко всему происходящему? И что такое Каз. К-Ш? Снова Малюту спрашивать?

— Пока не знаю, надо попытаться разгадать очередной шифр Василия Блаженного и Михаила Каретникова.

— Да, знал бы Василий, что тут, в Москве, после его смерти творится! — заявил следователь Яшин. Вместе с Леной они склонились над шифровкой.

— Ой, горе-горюшко, вдовье горе неминуемое, несокрушимое, сгинул муж любимый, дорогой. Сгинул, погиб, да не на чужбине, не от рук татар али лихих людей, а убили его в самом центре града Московского. В Разбойный приказ приволокли любушку Ивана Зодчего, там и сгубили палачи лукавые, — во весь голос рыдала вдова Матрена, прижимая к себе шестерых деток.