– Предать справедливому суду тех, кто виновен в смертях невинных людей, и дать возможность спокойно жить тем, кто не причастен. Они не должны больше прятаться по горам и пещерам и дрожать от страха при виде красных кафтанов.

Атли резко сел и уколол Леля взглядом:

– Они знали, на что шли, посвящая себя тёмному богу. Знали, что идут против закона и будут наказаны.

В глазах Леля промелькнули разочарование и боль:

– Тогда и меня нужно убить? За одну только руну на груди?

– Нет, ты… – Атли осёкся.

– Что я? – пожал плечами Лель. – Я знал, на что шёл, и знак на моей груди – тому подтверждение. Его нельзя поставить против воли. Я ничем не отличаюсь от Зорана, от тех, кто мучил тебя, потому что на наших телах одни и те же метки. Значит ли это, что я тоже заслуживаю смерти?

– Ты сделал это ради сестры, – тихо сказал Атли, потому что не знал, что ещё сказать.

– Это не важно. Важно, что ты видишь во мне человека. Поэтому ты мне доверился, поэтому защитил меня сегодня. И каждый имеет на это право. Право на то, чтобы в нём увидели человека.

Метель усилилась, бросая в окно снегом и загоняя свистящий ветер в щели рамы. Лель растянулся на кровати и закрыл глаза, перенеся сознание далеко от заметённого постоялого двора, туда, где осталась Мила. За годы у них сложилась прочная связь, и Лель скрепя сердце решил отправить её в путь вместе с Дареном и Воронами, чтобы иметь возможность взглянуть на мир её глазами и убедиться, что у них всё идёт хорошо. В моменты, подобные этому, Лель лежал неподвижно и ни на что не реагировал, так что Атли мог свободно его разглядывать. Вот и сейчас он сидел на своей кровати и хмуро глядел на целителя.

– И зачем он такой? – проворчал Атли, обращаясь к Волку.

Волк не знал зачем, а потому ничего не ответил. Лель колол его чарами, когда тот был в серебряном ошейнике, поэтому Волку не нравился, но эти чары исцелили Атли, и за это Волк был ему благодарен. В общем, Волк пока не определился с тем, как относиться к Лелю, и больше думал об охоте на оленя – одного такого, ещё не растерявшего наетые за лето бока, они приметили в лесу по дороге сюда.

Атли же не мог понять, почему чувствует себя рядом с Лелем таким… слабым. Долговязый мальчишка – Волку на один зуб. Шея тонкая, как у гусёнка, а нежные руки едва ли когда-то держали оружие. Но почему же тогда…

Атли поднялся на ноги и подошёл к окну. Лель каждый раз находил слова, которые – нет, не ранили, они заставляли Атли ранить самого себя, вытягивая изнутри всё то, что он так старательно прятал. В тёмном окне Атли поймал своё отражение – лицо, теперь ещё больше напоминавшее лицо отца. Всё, от чего он так старательно бежал, покидая Северные Земли, догнало его. Нет, наверное, оно никогда его и не покидало. Кирши видел это в нём, и Лель видел. Один только Атли обманывал себя. Думал, что он другой, а потом шёл ломать Ярославе пальцы ровно так, как учил его Вегейр.

– У них всё хорошо. – Лель сел на постели, потирая виски. – Выбрались из Даргорода и, как и договаривались, направились на запад, в Тригорское княжество.

– Будем надеяться, никто из князей не захочет увидеть Дарена в медвежьей шкуре. Даже с твоими снадобьями есть возможность, что у него не получится контролировать зверя.

– Дарен справится. – Лель встал и потянулся, разминая спину. – Доверься ему и своим Воронам.

Ну вот. Опять. Атли скрипнул зубами.

– Перестань, – сказал он.

– Что?

– Быть таким… правильным. – Атли смотрел в сторону двери. – Показывать, что ты лучше меня.

– Атли, я не…

– Что? Не такой жестокий? Не такой бесчувственный? Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня каждый раз, когда я говорю что-то, что тебе не нравится? Когда говорю что-то о твоих дружках-чернокнижниках? А когда я пошёл в темницу к Ярославе? Думаешь, я не вижу твоего… разочарования? Твоей жалости, твоего…

– Атли, я вижу, что ты расстроен… – Лель сделал шаг навстречу.

– Ни черта ты не видишь! – Атли махнул рукой, проводя между ними невидимую черту. – Не делай вид, что знаешь меня, что понимаешь мои чувства! Ты ни черта не понимаешь!

– Атли, что с тобой происходит? – Лель коснулся его груди.

Атли вздрогнул, сгрёб Леля за рубаху, так что от натуги затрещали нитки, и притянул к себе. Лель не испугался, только коротко выдохнул и накрыл кулак, что вцепился в ткань, своими ладонями.

– Скажи, почему тебе больно, – прошептал он, с нежностью заглядывая Атли в глаза. И этот взгляд стал последней каплей.

Атли зарычал зверем и впился губами в губы Леля. Поцелуй вышел коротким, болезненным и жадным. Лель упёрся ладонями в грудь принца, отстраняясь.

– Атли… – выдохнул он, но Атли не дал ему договорить и с размаху повалил на кровать. Деревянные опоры затрещали, но выдержали. Атли рванул ворот рубахи, и его зубы сжали нежную кожу на шее Леля, рука подняла подол, в поисках шнуровки штанов.

– Атли, нет. – Задыхаясь, Лель попытался выбраться, но Атли прижал его сильнее. Лицо целителя было пунцовым, а взгляд наконец растерял нежность. Наконец. Он больше не будет смотреть на него так. Никогда.

Атли снова поцеловал его, приподнялся, чтобы стянуть рубаху, и в этот момент Лель высвободил руку и со всего размаху влепил Атли пощёчину. Боль оказалась резкой и обжигающе горячей. Атли оторопел, тупо глядя на друга.

– Я сказал «нет»! – крикнул Лель, тяжело дыша и растерянно глядя на принца. – Да что с тобой происходит? Просто поговори со мной!

К удивлению Атли, Лель всё ещё не злился. Не смотрел зверем, не появилось в его взгляде ненависти и отвращения. Только непонимание.

– Поговори со мной, – повторил Лель уже тише.

– Я… – Горло сдавило, глаза защипало, Атли обмяк, будто все силы разом покинули его, повалился на кровать рядом с Лелем и закрыл лицо руками. – Прости… Я не знаю… не знаю, что на меня нашло.

Некоторое время в комнате было совершенно тихо, Атли слышал только тяжёлое биение собственного сердца и шелест дыхания Леля, который терпеливо ждал.

– Больше всего я боялся стать похожим на своего отца, – наконец выдавил Атли, не мигая глядя в темноту потолка. – И в итоге стал ровно таким же, как он, точной его копией. И каждый раз, когда ты рядом, ты… напоминаешь мне об этом. О том, что я так в себе ненавижу. Не знаю, как это выходит. В такие моменты я ненавижу себя ещё больше.

– Твой отец настолько ужасен? – Зашуршали простыни – Лель повернул голову к Атли. В сумраке его глаза казались