исчез, истаял, как сугроб с приходом Лели. Туман продолжал клубиться вокруг. Молочный поток то стелился змеями, то расплывался, позволяя услышать незнакомые голоса. Томаш пытался увидеть сквозь него хоть что-то. Бесполезно.

Чем дольше он оставался здесь, тем сильнее ему казалось, что его то ли нарочно держат взаперти, то ли испытывают. А может, и то, и другое сразу. От скуки он начал наворачивать круги. Неподалёку бегал волк. Зверь фыркал, рычал, рыл землю и нюхал воздух, ища нить, за которую можно было бы ухватиться.

Ничего не происходило. Жизнь кипела где-то вдали, здесь же витала пустота. Она поедала их обоих, отчего волк становился ещё злее. Томаш хотел было подозвать его, но осёкся – вдруг накинется и откусит голову?

Что-то подсказывало ему: стоило бы подружиться со зверем, тем более, что вокруг больше никого не было. Но страх по-прежнему не позволял ему сделать это. Слишком страшно протягивать руку, если знаешь, что её могут отгрызть.

XII. На воде написано

А что будет дальше – вилами на воде писано

Народная поговорка1.

Ливень застал их на полпути. Маржана сидела у дерева и смотрела, как корчился Томаш. Охотники уверяли: так надо, пусть потерпит, ему же будет лучше, если очнётся уже в родном тереме. Чутьё подсказывало ей, что не доедет волколак до Звенеца – волк сожрёт раньше, пытаясь вырваться на свободу.

Своими догадками она поделилась с Чонгаром, на что тот ответил:

– Не успеет.

Ей бы и самой поскорее оказаться в Звенеце, чтобы всё это закончилось. Собственный зверь тоже нехорошо скрёбся внутри, и с каждой ночью всё нестерпимее. О, зарок-зарок! Не зря она старалась не думать о нём. Отобрать у охотников незаметно не получится, да и деваться ей некуда. Не бросать же Томаша одного.

«А он бы поступил иначе, – невесело усмехнулась Маржана, – по-княжески».

Она не знала законов стаи, поэтому пыталась вслушиваться в звериный шепоток. Наверное, зря – там не было хороших слов. Одна только ругань да злоба. Волк раз за разом повторял, что Маржана – новообращённая, что она должна заботиться о других волках из стаи и что Добжа… Нет, он не выгонит её – всё будет куда хуже. Настолько, что аж представлять больно.

«Хочешь вынашивать волчат, которые рвут твоё нутро, а?» – продолжал нашёптывать волк.

Маржана шикнула. Да чтоб его! Как же хотелось, чтобы замолчал и заснул!

– Ты чего, девица-краса? – в темноте блеснула багровая бусина с чудо-резами.

– Зверь, – тяжело выдохнула она. – Он не даёт мне покоя. Воет так, что тяжело дышать.

– К завтрашней ночи будем у самой столицы, – мягко улыбнулся Баат. – Великий князь будет рад и Томашу, и тебе.

А что, если её мех отдадут великому князю?.. Тревожная мысль забилась в голове. Стало ещё страшнее. Или нет. Томаш ведь знает, как важно перекидываться время от времени. Но что, если и его запрут подальше, чтобы снова не сбежал?

Маржана взглянула на суму Баата. Она чуяла: мех там. Её звериное обличье, её шкура, которая звала. Может, всё-таки решиться и выкрасть? А потом схватить Томаша – и в лес, подальше от людей. Нет, поймают. У Маржаны не хватит сил тащить одурманенного парня, который не сможет даже толком вцепиться в шерсть.

– Мой мех, – она сглотнула колючий ком в горле. – Ты вернёшь его мне, когда мы приедем?

– Конечно, – с уверенностью отозвался Баат. – Покажешься великому князю во всей красе, а?

– Не морочь девке голову, – недобро хмыкнул Чонгар. – Она себе такого намечтает, что потом и до свадьбы слёз не отплачет.

Рыжебородый отвернулся к костру. Второй витязь протянул Маржане варёную репу. Она тяжело вздохнула: первую миску стоило бы вылить на землю, чтобы накормить богов. Но второй не дадут – репы было совсем немного, и охотники поделили её на три части.

– Какой уж там плакать, – Баат зевнул. – Маржана у нас слуга Велеса и Лунносерпой.

– Какая нечисть тебя дёрнула? – рыкнул Чонгар. – Не к добру поминать её.

– С чего бы? – он пожал плечами. – Время её почти закончилось. Ничего уже не сделает, а к следующей зиме позабудет уже.

Витязь неодобрительно покачал головой, но продолжать разговор не стал. В отблесках костра его кожа отливала золотом, и Маржана невольно сравнила его с Хорсом. Солнечный бог наверняка был таким же, в отличие от Лунносерпой.

Так некоторые люди называли Морану из-за того, что её глаза были закрыты лунным серпом – серебристым, бледным, как и сама богиня. Ходили слухи, что у неё и вовсе не было глаз – два бельма. Оттого она порой и косила всех подряд, хороня в метели и под коркой льда.

– Кого из богов ты почитаешь больше? – спросила Маржана у Чонгара, заранее зная ответ.

– Перуна, – он вгрызся в кусок репы.

Да, витязи любили громовержца и дубостроя. Они почитали и других богов, но Перуна, жившего в пушистых облаках, – особенно. Маржане он не нравился. В детстве ей хотелось быть похожей на Мокошь-матушку, что бесконечно сплетала нити судеб, создавая чудный узор на белоснежном полотне. Деревенские дети же называли её то волчонком, то отродьем Мораны. Пришлось смириться – не лезть же в драку, позоря мать и сестёр.

А ливень продолжал бушевать, заливая большак. Как они умудрились развести костёр, Маржана не спрашивала – и так было понятно. Да и Баат прикрывал правую руку куском ткани. Чары-чары. Самой бы поворожить, но тогда сработает защита, которую поставили витязи. С какой стороны ни глянь – везде заслонка.

С голого клёна, что возвышался над ними, капала вода. Отчего-то захотелось спрятаться в телегу и ничего не видеть, но там было слишком грязно. Чонгар и Баат, доев репу, зашептались меж собой на незнакомом, грубом языке, где всё звучало как «ан», «ук» и «ул». Дикость какая-то.

А костёр вопреки всему разгорался, хотя сухих веток поблизости не было. Маржана вздохнула: духи пламени тоже любили кровь, особенно чародейскую. Видимо, Баат покормил их щедро. Какая забота!

2.

От варёной репы хотелось плеваться, но Чонгар жевал, зная, что другой еды не будет, пока они не подъедут к столице. Охотники торопились, но кони не могли нести их без отдыха, да и ливень разыгрался такой, что ехать было совсем невозможно.

– И всё-таки не понимаю, зачем ты скормил столько крови костру, – помотал головой Чонгар. – Ты ослаб, и наши пленники наверняка почуют это.

Говорили они на языке Подзмейного воеводства, чтобы девка не смогла понять. Впрочем, Маржане и так было не до того – того и гляди спрячется куда-нибудь, испуганная и уставшая. Но в их деле бдительность никогда не мешала.

– Нас двое против девчонки, – пожал плечами Баат. – К тому же она так запугана, что не может ровно стоять на ногах, если ты не заметил.

– Она волколак, – отрезал Чонгар. – Без шкуры, но оттого и злее. Не забывай.

– О, я мало что