Одетта отерла слезы с глаз и продолжила:

— Это история, которую никому не рассказывала… об этом калеке… потому что он так радовался своему телевизору… — И она снова улыбнулась сквозь слезы: — Так… так… так радовался…

Это был единственный раз, когда Одетта заплакала за все время своего рассказа. Она прикрыла лицо ладонью, а пальцами другой выбивала нервную дробь по столу. Потом она пробормотала: «Пойду принесу нам с вами лимонада», — и вышла, вернувшись минут через пять.

— Вот, уже лучше, — проговорила она. — Извините. Меня так расстроило воспоминание об этом калеке — его звали Дусаби. Вспоминать это трудно, но я думаю об этом каждый день. Каждый день…

Потом она рассказала мне об остальных событиях той «первой» ночи в апреле. Жан-Батист порывался ехать немедленно. Одетта сказала, что они должны забрать ее сестру, Венанти, которая была одной из немногих тутси — депутатов парламента. Но Венанти стала тянуть время.

— Она звонила и звонила, всем и каждому, — вспоминала Одетта. — Наконец, Жан-Батист сказал ей: «Нам придется уехать без тебя». Она возразила: «Вы не сможете. Как вы будете чувствовать себя всю жизнь после того, как меня убьют?» Я спросила: «Но почему ты не хочешь ехать?» Она ответила: «Если Хабьяримана мертв, то кто станет нас убивать? Это было нужно только ему самому». А потом по СРТТ объявили, что все должны оставаться в своих домах — а именно этого Жан-Батист и боялся. Он переоделся в пижаму и сказал: «Все, кто выживет, будут жалеть о том, что мы остались, до конца своей жизни».

На следующий день они услышали стрельбу на улицах. Начали поступать сообщения о массовых убийствах.

— Дети звонили со словами: «Мама и папа мертвы». Одна кузина позвонила с такими новостями, — говорила Одетта. — Мы пытались выяснить, как добраться до Гитарамы, где пока еще было спокойно. Люди всегда считают меня сумасшедшей, когда я об этом рассказываю, но я позвонила губернатору. Он спросил: «Зачем вы хотите приехать?»

Одетта рассказала ему, что у нее в Гитараме умерла кузина и они должны присутствовать на похоронах. Губернатор ответил: «Кто мертв, тот уже не пострадает, а если вы попытаетесь приехать, то можете погибнуть в дороге».

* * *

— Шестого апреля, — рассказывал мне Поль Русесабагина, менеджер отеля, — я был здесь, в отеле, сидел с напитком на террасе, когда сообщили, что Хабьяримана убит. Но моя жена и четверо детей были дома — мы тогда жили неподалеку от аэропорта, — и она слышала рев ракеты, которая попала в самолет. Она позвонила и сказала мне: «Я только что услышала такое, чего никогда в жизни не слышала. Постарайся как можно скорее приехать домой».

Военный, живший в отеле, увидел, что Поль уезжает, и посоветовал ему ехать окольными путями, потому что на его привычном маршруте уже поставили блокпост. Поль все еще не знал, что произошло. По дороге домой он видел опустевшие улицы, и как только он добрался до дома, зазвонил телефон. Это был датчанин, управляющий «Отель де Миль Коллин», который принадлежал компании «Сабена», той же бельгийской фирме, которая руководила «Отель де Дипломат». «Немедленно возвращайтесь в город, — сказал он Полю. — Ваш президент мертв». Поль позвонил своим знакомым из МООНПР, чтобы попросить о сопровождении.

— Они сказали: «Никак невозможно. По всему Кигали расставлены блокпосты, и на дорогах убивают людей», — рассказывал Поль. — Это было через час после убийства президента — уже через час.

В тот момент никому не было доподлинно известно, кто забрал власть в обезглавленном правительстве, однако блокпосты на дорогах, уверенный тон объявлений СРТТ и сообщения об убийствах на улицах не оставляли сомнений в том, что «Власть хуту» осуществляет военный переворот. Так оно и было. Хотя убийц Хабьяриманы не удалось выявить до сих пор, под подозрение попали в основном экстремисты из его собственного окружения — в особенности наполовину отошедший от дел полковник Теонест Багасора, наперсник мадам Хабьяриманы, член-основатель аказу и его «эскадронов смерти», который еще в январе 1993 г. говорил, что готовит апокалипсис. НО КТО БЫ НИ УБИЛ ХАБЬЯРИМАНУ, ФАКТ ОСТАЕТСЯ ФАКТОМ: ОРГАНИЗАТОРЫ ГЕНОЦИДА БЫЛИ ЗАРАНЕЕ ПОДГОТОВЛЕНЫ, ЧТОБЫ МГНОВЕННО НАЧАТЬ ЭКСПЛУАТИРОВАТЬ ЕГО ГИБЕЛЬ. (В то время как элита руандийской «Власти хуту» провела эту ночь, раскручивая маховик геноцида, в Бурунди, чей президент тоже погиб в той катастрофе, армия и ООН распространяли в эфире призывы сохранять спокойствие, и на этот раз взрыва в Бурунди не последовало.)

Ранним вечером 6 апреля полковник Багасора был приглашен на званый ужин в расположение бангладешского батальона МООНПР. Через час после гибели президента Багасора уже председательствовал на встрече самозваного «кризисного комитета» — сборища, состоявшего в основном из военных, на котором «Власть хуту» ратифицировала собственноручно устроенный переворот. И поскольку генерал Даллер и специальный представитель Генерального секретаря ООН тоже присутствовали на встрече, Багасора лживо заверил собравшихся в том, что продолжит Арушский процесс. Встреча завершилась около полуночи. К тому времени столицу уже наводнили солдаты, интерахамве и члены элитной президентской гвардии, снабженные списками людей, которых предстояло убить. Главным приоритетом убийц было истребить лидеров оппозиции хуту, включая премьер-министра Агату Увилингийиману, чей дом был одним из многих, которые оказались окружены к рассвету 7 апреля. Туда прибыл отряд из десяти бельгийцев — солдат МООНПР, но, когда премьер-министр попыталась бежать через стену сада, она была убита неподалеку от дома. И прежде чем бельгийцы успели уйти, к ним подъехал руандийский офицер, приказал сложить оружие и сесть к нему в машину. Одолев бельгийцев числом, их отвезли на военную базу в центре города, где продержали несколько часов, затем пытали, убили и изуродовали тела.

После этого повальное истребление тутси шло полным ходом, и войска ООН почти не оказывали сопротивления убийцам. Иностранные правительства поспешили закрыть свои посольства и эвакуировать соотечественников. И бросали умолявших о спасении руандийцев, за исключением нескольких особых случаев — например, мадам Агату Хабьяриману спешно вывезли в Париж на французском военном транспортнике. РПФ, который оставался готовым к сражениям на протяжении всего затянувшегося процесса установления мира, возобновил военные действия менее чем через сутки после гибели Хабьяриманы, одновременно выведя войска из кигальских казарм, чтобы обеспечить себе стратегический плацдарм на возвышенности вокруг парламента, и начал генеральное наступление из «демилитаризованной зоны» на северо-востоке. Правительственная армия отвечала яростными контратаками, позволяя остальным продолжать свою убийственную работу. «Вы, тараканы, должны знать, что вы сделаны из плоти, — злорадствовал ведущий радио СРТТ. — Мы не позволим вам убивать. Это мы будем убивать вас».

Воодушевляемая такими идеями и речами лидеров на всех уровнях общества, кампания по истреблению тутси и оппозиционеров-хуту распространялась от региона к региону. Следуя примеру ополчения, брались за эту задачу и молодежь, и старики-хуту. СОСЕДИ НАСМЕРТЬ РУБИЛИ СОСЕДЕЙ В ИХ ДОМАХ, КОЛЛЕГИ ЗАКАЛЫВАЛИ КОЛЛЕГ НА РАБОЧИХ МЕСТАХ. ВРАЧИ УБИВАЛИ ПАЦИЕНТОВ, А ШКОЛЬНЫЕ УЧИТЕЛЯ — УЧЕНИКОВ. За считаные дни население тутси во многих деревнях было вырезано почти под корень, а в Кигали из тюрем выпускали заключенных, формируя из них рабочие бригады для сбора тел, устилавших обочины. Банды пьяных ополченцев, подкреплявших силы разнообразными наркотиками из разгромленных аптек, возили автобусами от одного места бойни к другому. Радиокомментаторы напоминали слушателям, чтобы те не жалели женщин и детей. Дополнительной премией для убийц была собственность тутси, ее делили заранее (радиоприемник, диван, коза, возможность изнасиловать девушку). Говорят, одна женщина, член муниципального совета в одном из районов Кигали, предлагала за каждую отрубленную голову тутси 50 руандийских франков (в то время около 30 центов). Эту практику называли «продажей капусты».