было устроено торжество, чувствовал себя на балу не в своей тарелке. В нынешнем году ему пошел сорок седьмой год, и он впервые начал ощущать старость. Точнее, это было только ее предчувствие. Он был по-прежнему красив, ловок и силен. Начал, правда, слегка полнеть, но это было пока не слишком заметно для посторонних.

Старости он очень боялся. Он любил дикую привольную жизнь, ему были необходимы сильные ощущения, опасности, новизна. Путешествия давали ему все это, но требовали сил и молодости.

Придя на бал, он, конечно, был сразу же окружен излишним вниманием. Пришлось немного помучиться. Через какое-то время, однако, ему удалось найти более или менее приемлемое место и занятие. Спас Пыльцов. Родственник и друг находился в Петербурге, был в качестве соратника Пржевальского по одному из путешествий приглашен на бал. Он сумел увести генерала от слишком назойливых почитателей и, что еще хуже, почитательниц в небольшую гостиную, где играли в карты.

В карты Николай Михайлович играл очень хорошо, даже слишком, и именно поэтому давно не вступал в игру. Когда-то в молодости он добыл необходимую для первого путешествия сумму, весьма крупную, именно карточной игрой. И тогда же запретил себе играть в дальнейшем. Дело в том, что генерал с детства обладал феноменальной памятью. Он блестяще запоминал то, что видел. Эта особенность немало помогала ему в научных занятиях, но и в карточной игре тоже. Он помнил все ходы. Поэтому считал себя не вправе играть – ведь карточные противники не обладали такой памятью. Сейчас, однако, он легко согласился с предложением сесть за карточный стол – это был единственный способ обрести хотя бы относительное спокойствие на балу.

Играли вшестером. Четверо игроков были Пржевальскому знакомы, пятого, высокого худого старика, Пыльцов тотчас представил:

– Тимофей Иванович Петровский, помещик. И, между прочим, наш сосед, тоже из Поречского уезда. Да что там – рядом со Слободой его имение!

Петровский был искренен, когда говорил, что рад наконец познакомиться с таким замечательным соседом. «Мечтал, мечтал познакомиться, не смел от ученых занятий отвлекать! Имения наши почти рядом – а встретились в Петербурге!»

Пржевальский в ответ произнес, что, мол, тоже слышал о нем, собирался съездить, представиться. Может, слышал, а может, и нет, он не помнил, визитов соседям он вообще не делал, но сказать что-то приятное надо было.

Потом пошла игра, роббер за роббером. Николай Михайлович старался играть как можно хуже, не запоминать ходы, чтобы не сильно выделяться. Это ему почти удавалось. Когда пригласили на ужин, генерал и Петровский пошли вместе: Пржевальскому, в общем, понравился этот спокойный и остроумный старик, к тому же оказавшийся соседом. Жаль только, что он не был охотником – это быстро выяснилось, поскольку Пржевальский, конечно же, разговор об охоте завел.

В зале к Тимофею Ивановичу подошел мужчина с двумя молодыми дамами.

– Познакомьтесь, Николай Михайлович, это мой зять, Николай Демьянович Варенников, статский советник, служит по почтовому ведомству. И две моих дочери – Надежда и Мария. Наденька в Петербурге проживает с мужем, а младшая, Мария, со мной, в Слободе.

Дочери соседа были обе хорошенькие, но не похожие одна на другую: Надежда была ярче и, пожалуй, симпатичнее – высокая и слегка полноватая, русоволосая и, кажется, улыбчивая, в платье нежно-изумрудного цвета; Мария – среднего роста и, скорее, худая, с каштановыми гладко зачесанными и поднятыми вверх волосами, светло-карими глазами и серьезным выражением лица, в платье из палевого цвета ткани. Кого-то ему младшая напомнила… но вспоминать не стал. Совершенно не в его вкусе, однако интересная девушка.

Каждый из вновь представленных, конечно, сказал ему несколько приятных слов. Все они много слышали о нем и, зная о близком соседстве, конечно, давно мечтали встретиться. Пржевальский отвечал учтиво, ему семейство Петровских понравилось: старик умен и, кажется, добр, во время виста они хорошо общались, дочери милы и ненавязчивы, без претенциозного женского кокетства – он этого не любил. Договорились продолжить знакомство в Слободе.

Глава 14. Коля и страшный дядька

Коля сидел на ящике в самом дальнем углу пещеры. Здесь было посуше, два ящика он вчера сам притащил из другого угла. В пещере было опять не так темно – все ж днем свет через щелки чуть-чуть пробивается. Ночью Коля спал на двух стоящих рядом ящиках, он на них почти помещался, хотя тело неудобно затекло, да и холодно было. Хорошо, что тетя Леля заставила его курточку взять… А страшный пьяный дядька так и лежал в центре пещеры, прямо на земле. Коля старался не бояться его – что он может сделать? Он как был в бессознательном состоянии, когда их сюда привезли, так и теперь лежит. Может, он не пьяный, а мертвый? Сейчас опять потеплело: на улице-то жарко теперь. А ночью на земле дядька замерз бы, если б был живой. Коля старался не думать о нем.

Как хорошо было вчера утром, когда он еще не заблудился. И зачем он пошел за тетей Лелей искать эту землянику?

Он тогда обиделся на Сережу – показалось, что тот, увлеченный рыбной ловлей, ведет себя высокомерно по отношению к нему. Отвечает ему свысока, как если б он был маленький, вроде Петьки… Но разве