Он подал ей полотенце и вдруг сильно обнял и поцеловал в губы.

Ксения в смятении вбежала на крыльцо, но в дом не пошла, а стала возле двери, прижавшись к косяку. Лицо ее горело – что делать? Что теперь будет? Она и целоваться-то не умела. Муж, Кирилл, поцеловал ее дважды в жизни: один раз во время венчания, когда священник велел, и второй раз, когда он потерял в своей же хате золотую десятку, а она нашла и отдала ему. Сердце билось сильно, она не могла от дверного косяка оторваться. Не видела, как он прошел в дом, а очнулась, когда услышала голос мужа:

– Ксения, ты что там копаешься?! Иди чай разливать!

– Сейчас! – крикнула она. Но не могла сдвинуться с места. То, что случилось, ужасно. Он-то свободен и волен, а она замужем! Что теперь будет? Но она сама виновата! Зачем хотела нравиться ему? Зачем утром закрыла его в амбаре? Зачем молила Бога, чтоб пришел после охоты? Наряжалась для него… Вот Бог и наказал. «Николай Михайлович не женат. Он свободный человек. А я замужняя женщина, у меня дети… И я ведь сама этого хотела: смотрела на него, заигрывала… Как я теперь встречусь с ним?» – думала она.

В дом вошла с опущенными глазами. Разлила чай и спряталась за самоваром. Кирилл это заметил.

– Что ты сегодня, словно невеста?

– Голова болит: на свадьбе шумно было, к вечеру голова разболелась.

Муж засмеялся.

– Ну, когда со свадьбы голова болит, – это ничего, пройдет. Иди отдохни.

На другой день после завтрака, когда Кирилл вышел, Пржевальский спросил ее:

– Ксения, вы на меня сердитесь? – Лицо у него было виноватое, и она сказала:

– Нет.

Хата Мельниковых стояла на краю деревни, и никто не видел, как он приходил к ней в часы, когда Кирилл работал на мельнице. Кирилл тоже ничего не замечал. Они продолжали вместе ходить на охоту по воскресеньям.

Шел третий год со времени его последнего возвращения с Тибета. Новый дом в Слободе был построен. В нем подолгу гостили друзья, соратники по путешествиям. Любимая няня Ольга Макарьевна также оставалась с ним, он трогательно заботился о старушке, да и она по давней привычке не оставляла попечением своего воспитанника. Место, выбранное для имения, продолжало радовать: глухое, полудикое, со множеством зверей и птиц – почти как в Средней Азии. Но главным, что удерживало его в Слободе и давало смысл жизни, было новое, вошедшее в жизнь так поздно, живое чувство привязанности к женщине. Он удивлялся этому новому в своей жизни. Ксения, «царица», принадлежала ему, он постоянно ощущал ее любовь. В отличие от его чувства, достаточно поверхностного, ее любовь горела ровным и сильным пламенем, она удерживала и согревала. Сознание греховности их отношений иногда мучило обоих, но постепенно оно стало привычным и размытым, почти перестало замечаться.

Так шли дни и месяцы. Однако на третий год Николай Михайлович затосковал. Это была уже привычная для него тоска о путешествии. В недавно отстроенном своем новом доме в Слободе он все чаще смотрел на фигурку нефритовой лошади. Нет, он не забыл ее! Четыре года назад, в Джунгарии, он наконец видел ее воочью! Из путешественников он увидел этого чудесного зверя первым. О дикой лошади рассказывали ему местные жители задолго до встречи. Киргизы даже охотились на нее, и изредка удачно… Во время прошлого путешествия он наконец сам увидел издали маленький табун из восьми небольших, но чрезвычайно быстрых и чутких лошадок… Они почуяли его приближение за версту и, оттопырив хвост, выгнув шею, помчались по пустыне – дикой, необъятной, пронизанной тишиной Джунгарской пустыне с пыльными бурями, стихающими на закате, с бесчисленными яркими звездами ночью.

На этот раз он отправлялся в путешествие к той же Желтой реке. Теперь не к устью, а к истокам.

Глава 12. Ложная находка

Когда Елена Семеновна пришла в дом после тяжелого, суматошного, наполненного бесплодными поисками и обнаружением женского трупа дня, второго такого ужасного после пропажи Коли, дома были все. Юра с Машей, вернувшись и увидев вместо тети Лели Таню, поначалу были удивлены, но потом с ней подружились. Горе, конечно, наложило на них отпечаток, но все ж голову они не совсем потеряли. Таню поблагодарили за помощь, угостили чаем… Когда Леля вернулась, Таня с Сережей уже собирались уходить. Про обнаруженный в Боровиках труп и о том, что вокруг поселка ходит убийца, Шварц рассказывать не стала. Зачем дополнительно пугать несчастных родителей? Завтра и так узнают, плохие вести разносятся быстро.

Спала она в ту ночь мало: думала о Коле. Только теперь, когда первый ужас от события улегся и на его место пришла усталость, она получила возможность логически размышлять о происшедшем. «Если он весь день блуждал по лесу, – рассуждала она, – должен был встретить людей. Все ж