почти в прежнее русло. Некоторую неловкость генерал все же испытывал, особенно с Кириллом. С Ксенией встречались, хотя и реже, чем раньше. Он по-прежнему чувствовал успокаивающий и ровный пламень ее любви, но уже не было прежней радости от этого направленного на него чувства, он к нему привык и почти перестал замечать.

Как-то с Пыльцовым охотились в окрестностях Петровского и вспомнили про петербургский вист с местным помещиком.

– Симпатичный старик, мне показалось, – заметил Пржевалаьский. – Ты у него бывал?

– Да. Не то чтобы часто, но пару раз с Александрой заезжали. Он ведь и званые вечера устраивает – все ж дочь на выданье. Ей скоро тридцать, тут станешь устраивать.

– Это младшая, наверно? Та, что шатенка? Я их обеих как-то плохо запомнил.

– Да. Блондинка – это старшая, Надежда, она с мужем в Петербурге живет. Петровский в этом году и Марию в Петербург вывозил на зиму. Теперь, конечно, вернулись уже. Может, зайдем?

Пржевальский поколебался.

– Ну, давай зайдем… ненадолго. Все равно уже рядом, а я им обещал, что зайду. Не люблю я обманывать.

Они свернули к помещичьему дому. Тот дом был довольно большой, деревянный. Одноэтажный, обшитый выкрашенным в голубую краску тесом. Производил он, в общем, неплохое впечатление. Крыльцо было высокое, с козырьком, с четырьмя колоннами.

В сенях их встретил лакей. Дверь в комнаты была распахнута. Оттуда слышалась негромкая музыка – кто-то, по-видимому, Мария Тимофеевна, играл на фортепьяно. Хозяин сам вышел их встречать. Только лакей ушел докладывать, а уж навстречу хозяин выходит. В шлафроке, руки раскинул в приветствии, извиняется, что не при параде – не ждали дорогих гостей. Посидели в гостиной. Вспомнили Петербург, бал, вист, поговорили об охоте. Вышедшая к гостям Мария Тимофеевна предложила чаю, и беседа продолжилась в столовой. Мария Тимофеевна была, как и прошлый раз, гладко причесана, в желто-коричневом скромном платье. Кого-то она напоминала…

Он был благодарен, что его не кинулись сразу расспрашивать о пустыне и о путешествии вообще. Его всегда спрашивали об этом. Иногда он отвечал с удовольствием, но все же от бесконечных рассказов острота и привлекательность темы притупились. На этот раз хозяева завели речь о современной литературе.

– Маша сейчас увлеклась Чеховым, – сказал Тимофей Иванович. – Да и я, старик, потянулся за молодежью. Интересный писатель – мне кажется, он правдиво описывает нашу провинциальную жизнь. Вы не читали его прошлогодний сборник «В сумерки»? Говорят, он представлен на премию Академии наук.

Пыльцов разговор поддержал, хотя и несколько вяло.

– Я слышал об этом, – сказал он. – Книжку еще не прочитал, к сожалению. Говорят, он сменил манеру, стал писать серьезнее. А по мне, и юмористические его рассказы хороши. В нашей жизни действительно много смешного, а он остер.

Пржевальский помалкивал. Какие-то небольшие рассказы Чехова он припоминал, – читал, конечно, – но это было еще до последнего путешествия, то есть три-четыре года назад. В его представлении это был писатель остроумный, наблюдательный, однако несерьезный, для легкого чтения. Прочитал – и забыл. Последних произведений он не знал. Но отмолчаться, конечно, не удалось.

– А вы, Николай Михайлович, читали «Степь»? – обратилась к Пржевальскому Мария. До этого она разливала чай, выполняла обязанности хозяйки и говорила мало, ограничиваясь короткими вежливыми репликами. – В «Северном вестнике» недавно опубликовали. Мне кажется, такое тонкое понимание природы не могло оставить вас равнодушным…

Смотрела она просто и прямо, но и немного застенчиво. Интерес ее был неподдельным – это почувствовал Пржевальский. Он улыбнулся и ответил правду:

– Не читал! Не читал, Мария Тимофеевна. Полгода не прошло, как вернулся из Средней Азии, – столько нового вокруг, не привык пока. Мне, как и Михаилу Александровичу, короткие да смешные рассказы нравятся! Отвлечься, отдохнуть… Я сейчас только-только от пустыни отходить начинаю, – со временем, может, буду готов и про «Степь» прочитать. Охотничьи рассказы Тургенева мне нравятся. Тоже про природу.

Девушка задумалась.

– Нет, это не про охоту совсем. Другое. Но тоже природа и люди… Мне кажется, Чехов не хуже Тургенева людей понимает. И, пожалуй, даже более пессимистичен.

Посидели дольше, чем собирались; уходили уже к вечеру.

– Заходите к нам, мы же соседи! – радушно приглашал хозяин. – У нас по средам почти всегда кто-то бывает. Все соседи восхищены вашими путешествиями, счастливы, что вы здесь поселились, и мечтают с вами познакомиться. Приходите к обеду – надо ж вам от пустыни отвыкать! Приходите и вы, Михаил