– Гм-м, покажи еще раз первую.

Наталия вернулась назад.

– А это моя любимая.

Она вывернулась в моей руке, чтобы снова посмотреть на меня. Выражение ее лица смягчилось.

– Ты любишь солнце.

Я кивнул, и дымка меланхолии окутала меня, обвиваясь вокруг сердца. Мир вокруг нас замедлился, потускнел, остались только я, Наталия, мой разговор с Имельдой и гнетущее «а что, если» в центре моей жизни. Когда сработает переключатель в моей голове?

– Каждый закат – это еще один день, который у меня есть с сыновьями. Каждый восход – это…

– Еще один день, когда ты помнишь день предыдущий, – закончила за меня Наталия.

Моя рука упала с ее талии.

Наталия полностью повернулась ко мне и положила ладонь мне на щеку, ее пальцы обвились вокруг моей шеи. Я почувствовал легкий нажим, как будто она пыталась притянуть мое лицо к своему лицу. Ее губы открылись, и никогда еще мне так отчаянно не хотелось ее поцеловать, как в тот момент. Но ее большой палец скользнул по моей щеке, и на лицо вернулось выражение озабоченности.

– Ты думаешь о фуге.

– Не бывает так, чтобы я о ней не думал.

Мне напоминают об этом каждый день, когда я сажусь писать. Это причина, по которой я пишу.

Наталия нахмурилась:

– Тогда в чем дело? Томас звонил тебе?

– Не мне. Имельде. – Я схватил ее пальцы и потянул за руку. – Я расскажу тебе об этом позже. Идем. Меня мучит жажда.

Напряженный, изнемогающий от жары, я повел ее к бару. Из динамиков гремела музыка – дуэт гитаристов создавал волшебство фламенко. Дым от гриля на улице цеплялся за потолок, принося запах фирменных рыбных тако из теста на пиве, которые подавали в баре «У Альфонсо». Мои друзья Рафаэль Галиндо и Мигель Диас уже заняли места у барной стойки. Я познакомился с ними в спортзале. Иногда по выходным мы катались на горных велосипедах, а когда я мог оставить детей, мы встречались, чтобы выпить пива.

Я похлопал Мигеля по плечу.

– Привет, Карлос, друг. – Мы потолкались кулаками, когда он заметил позади меня Наталию. – Mí bella novia americana[22]. – Он обнял ее.

– Две вещи ты понял правильно. Я американка, и я красива.

– Ты разбила мне сердце. – Мигель стукнул себя кулаком в грудь. – Раз ты не хочешь быть моей подружкой, почему бы тебе не показать, что ты вытворяешь на волнах?

– В твоих мечтах. – Она чмокнула его в щеку. – Девушки-сёрферы никогда не раскрывают свои секреты.

Я пожал руку Рафаэлю. Мы обменялись парой слов, потом я извинился и заказал две «маргариты» со льдом. Мы отнесли их в патио, и Наталия заняла освободившийся столик. Я поднял стакан:

– Пью за Мари и за новую линию досок с новым дизайном твоей компании. За твой успех.

Наталия отпила коктейль:

– М-м-м, как вкусно. – Она промокнула уголки рта. – Я не сомневаюсь, что их примут хорошо, поэтому придумаю, как убедить папу принять условия Мари. Но давай поговорим о тебе. – Наталия отодвинула в сторону стакан и подалась вперед, локти на столе, пальцы сцеплены. – Что происходит с Томасом и Имельдой? Я думала, он перестал тебе звонить.

– Он перестал. – Я оглядел переполненный патио. – Послушай, я не могу говорить об этом прямо сейчас.

Наталия нахмурилась:

– Потому что здесь слишком шумно или потому что ты не готов?

– Слишком много народа. – Я отхлебнул «маргариты». Лед стукнул о мои зубы. Я поставил на стол почти пустой стакан и позвал официантку, чтобы заказать нам еще. Я подвинул стул ближе к Наталии и наклонился к ее уху, чтобы она могла меня слышать:

– Ты помнишь, как в прошлом декабре я попросил тебя усыновить моих детей?

Она фыркнула.

– Ты был здорово пьян. – Я продолжал смотреть на нее, и она тоже смотрела на меня. – Ты же говорил несерьезно?

– Ты подумала над этим? – Мы с тех пор не затрагивали эту тему, избегая говорить об усыновлении, как и об инциденте в душе.

– Разумеется, нет. Зачем мне усыновлять их, если ты способен вырастить их сам?

Я постучал по своей голове.

– Человек без прошлого, ты помнишь?

– Прошло уже больше двух лет, Карлос, и ты все еще ты.

– Я должен принять меры предосторожности.

– Собираешься отдать своих детей? Господи, в этом нет никакого смысла. – Наталия пальцами прочесала волосы, убирая медную завесу со своего лица. – Неужели ты до сих пор думаешь, что ты такой же негодяй, как и твои братья?

– Да.

Как я мог думать иначе? Я сам попал в такую ситуацию, меня бросили в чужой стране. А потом была еще и та история, которую мне рассказала Эйми. Я был встревожен своим поведением по отношению к ней. Кто, черт побери, так поступает?

Наталия отпустила свои волосы и провела пальцем по краю стакана. На меня она не смотрела.

– Я знаю, что вы с Ракель провели не слишком много времени вместе, но она не могла выбрать для своих сыновей лучшего отца.

– Так вот кто я для тебя? Отец твоих племянников? – Я откинулся на спинку кресла, мое настроение скисло, дополняя кисловатый напиток. – Просто зять?

Наталия моргнула, пораженная моим тоном и тем, как я изменил направление разговора. Мне не стоило спрашивать об этом, не здесь и не таким образом. Но… слова уже повисли между нами, словно дым от гриля. Я ждал, пока она либо примет ставший очевидным факт – я испытываю к ней чувства, – либо отмахнется от этого, как от дыма, щиплющего глаза. Мое сердце бешено билось.

Краска залила ее веснушчатую кожу, начиная со щек и до выпуклостей груди. У меня пересохло во рту, и я поднял глаза. Наталия прищурилась, ее щеки напряглись, так сильно она стиснула челюсти. Отлично. Теперь она разозлилась. Мне не стоило этого говорить. Наталия отодвинула кресло и встала как раз в тот момент, когда официантка вернулась с нашими напитками.

Я вскинул голову:

– Ты куда?

Наталия перекинула сумку через плечо.

– Я не хочу говорить об этом сейчас.

– Но ты сказала…

– Черт возьми, Карлос. Ты и Джеймс – это один и тот же парень.

Наталия вылетела из бара.

Я выругался, бросил банкноты на стол, отодвинул «маргариту» и побежал за Наталией. Она прошла уже два квартала, когда я нагнал ее, схватил за руку выше локтя и развернул.

– Почему ты ушла от меня?

Наталия вырвала руку и свирепо посмотрела на меня:

– Не смей бросать сыновей. И не смей отказываться от себя. Подумай, как ты разозлишься, когда обнаружишь, что отдал их.