им даже немного завидую.

— Это самообман. Их ждёт разочарование.

— Да, но прямо сейчас, в эту самую минуту, они полны энтузиазма. Они верят. А потом, возможно, ещё что-нибудь придумают, чтобы само обмануться. И это правильно. Так и нужно. Думаю, нам надо присоединиться к крестному ходу, чтобы поддержать их, выплатить, так сказать, долг перед обществом.

— Я не против, — согласился Борис.

— Мы с Капелькой тоже пойдём, — заявила Марина.

— И мы, — сказала Вероника за себя и за мужа.

Настала пора выдвигаться. Баба Шура — похожая на бочонок маленькая пожилая женщина — предупредила всех, что идти нужно не спеша, чтобы не отстали те, кому ходить трудно — очевидно, она себя имела в виду. С минуту совещались, в какую сторону идти. Решили, что правильно будет по часовой стрелке. В разнобой осенив себя крестным знамением, люди тронулись в путь. Остались лишь несколько человек, включая Прапора и Гену. А Кеша рванул в первый ряд процессии. Он участливо сказал бабе Шуре:

— Если тяжело идти станет, я помогу, поддержу.

Она посмотрела на него растроганно.

— Спасибо, Кеша. Благодаря таким как ты, Боженька нас и помилует. Сейчас важно быть добрыми друг к другу. Именно сейчас это особенно важно, — она держала перед собой старинную икону в позолоченном окладе. — Боженька обязательно нас помилует. Я верю в это, и ты верь.

Кеша улыбнулся. Он верил. Верил в то, что никакой ни Боженька всем поможет, а Хесс. Но бабе Шуре это знать ни к чему.

Виталий и Борис шагали в конце процессии, перед ними шли Валерий с Вероникой и Марина, которая держала за руку Капельку.

— Я тут вот что представил, — тихо заговорил Виталий, задумчиво глядя себе под ноги. — Мы ведь здесь, как на каком-то острове, а там, в нашем мире, вчера появился большой круг с чёрным песком. Часть деревни исчезла, и появился круг. Нас будто наизнанку вывернуло. Думаю, сейчас эта чёрная территория оцеплена. Военные суетятся, учёные, журналисты. Это ведь сенсация, будь она не ладна. Событие века. Все газеты об этом пишут, по телеку показывают. Эксперты какие-нибудь версии выдвигают, спорят друг с другом… Хотел бы я их версии услышать.

— Изнанка, — пробормотал Борис, вообразив вывернутый швами наружу носок. — Знаешь, Виталь, это похоже на правду. Вот только почему нас вывернуло, а? И главный вопрос: там, с той стороны, хоть кто-то думает над тем, как нас обратно вывернуть?

Виталий искоса посмотрел на Бориса.

— Нам лучше в это верить, Борь. Нам только и остаётся, что верить в это. Ну, или в то, что Боженька нам поможет… А почему нас вывернуло? Хм… это какая-то аномалия. Как в Бермудском треугольнике. Как тебе такое, а? Я же тебе говорил, что Белая Даль странное место.

— «Здесь соприкасаются миры», — процитировал Борис приятеля.

Виталий скорчил гримасу.

— Точно. Вот миры и соприкоснулись. Как вчера сказал Гена: «случилась хрень».

— Боюсь, случится ещё большая хрень, — Борис взглянул на тусклое светило в сером небе. Он с тревогой ожидал наступление сумерек. — Из головы не выходит та собачонка. Ещё эти чёрные силуэты, непонятный сон Капельки…

— Ты веришь, что она действительно видела твою сестрёнку?

— Я не знаю, Виталь, — натужно произнёс Борис. — Не знаю, чему верить. Наверное, верю. Но тут что-то не так.

Виталий фыркнул и развёл руками.

— Да здесь, Борь, вообще всё не так. Куда ни глянь, сплошное унылое «всё-не-так».

— Я имел в виду сон Капельки.

— Она уверена, что это не сон. И я в этом уверен, — твёрдо заявил Виталий.

Борис долго молчал, потом изрёк едва слышно, словно обращаясь к самому себе:

— Зоя исчезла много лет назад, и я свыкся с мыслью, что она мертва. Слишком свыкся. Да, Капелька видела её живой и не повзрослевшей, но… Ну не могу я просто взять и поверить, что Зоя жива. Очень хочу, но не могу. Это даже как-то подло с моей стороны. Если Зоя жива, то где она, чёрт возьми? Вокруг ведь только чёрный песок, пустыня.

— Но ночью что-то происходит, — резонно заметил Виталий. — Возможно, когда стемнеет, мы получим кое-какие ответы.

Борис мрачно поглядел на приятеля.

— А ты не боишься этих ответов?

— Очень боюсь, — признался Виталий, — но неопределённость меня пугает ещё больше.

Дальше они шли молча. Процессия сдвинулась впритык к дворам, тем самым сокращая путь. На то, чтобы обойти деревню, понадобилось больше часа. Возле алтаря многие осенили себя крестным знамением, поклонились и произнесли почти дружно:

— Во имя Отца!

Баба Шура вынуждена была признаться, что у неё сильно разболелись ноги и на следующий круг просто не хватит сил. Две женщины тоже заявили, что дальше идти не смогут. Но ведь договаривались сделать три круга? Первый — во имя Отца. Второй — во имя Сына. Третий — во имя Святого духа. И как же теперь быть? Выход нашёлся. Решили, что неважно, сколько людей выдержат весь путь — ну в самом деле, не тащить же крепким и здоровым на себе измождённых и больных? Главное, чтобы хотя бы несколько человек прошли все три круга, и тогда крестный ход можно считать состоявшимся. А измождённые будут ждать здесь, возле алтаря.

Баба Шура отдала икону Кеше.

— Пройди этот путь за меня, сынок.

Тот с пылом пообещал, что пройдёт.

Люди снова двинулись в путь. Это больше походило на траурную процессию, чем на крестный ход. Борис решил, что для него двух кругов будет достаточно. Нет, он не устал, просто надоела эта однообразная ходьба.

Вот и Капелька сошла с дистанции, заявив, что хочет попить берёзового сока. Марина, не желая выпускать дочку из вида, отправилась вместе с ней в зелёный дом. Ещё трое безнадёжно отстали от процессии и, потоптавшись в раздумье, посоветовавшись друг с другом, вернулись к железной дороге.

Когда второй круг был завершён и все громко сказали: «Вои имя Сына!» Борис обратился к Виталию:

— С меня хватит.

Тот, прищурив глаз, почесал бороду, а потом кивнул.

— Да, пожалуй, с меня тоже. Думаю, долг перед обществом мы выполнили сполна.

Валерий с Вероникой хотели было пройти третий круг, но в последний момент передумали — слишком уж устали.

Начавшийся с таким энтузиазмом крестный ход превратился в шествие пятерых наиболее стойких. Третий круг они завершили, когда начали сгущаться сумерки. Дружно сказав: «Во имя Святого духа!» все отправились по домам.

Глава одиннадцатая

— День прошёл, а я всё жив, — буркнул Борис, процитировав слова из песни, которую исполнял Анатолий Крупнов.

— Кстати, я засёк, — сказал Виталий, — день тут длится десять часов, как