Так прошел месяц.

Денег предсказуемо оставалось все меньше, но Принц, чувствуя, что своими мучениями заслужил небольшие каникулы, не спешил прерывать затянувшийся отдых. Он лишь решил сделать свои походы более разнообразными, а потому время от времени предпочитал книжной лавке чудом найденную и на редкость скудную, но частную и благодушную библиотеку, для неограниченного пользования которой требовалось лишь уплатить небольшую мзду раз в месяц (что было тем не менее не особенно приятно, так как лишало радости обладания книгами). После он безуспешно попытался разыскать новый парк и в завершение своих метаний даже несколько раз откушал в другом трактире. Правда, тамошняя еда пришлась ему не по вкусу, и вскоре устоявшийся порядок вещей был восстановлен.

Принцу не удавалось ни с кем свести близкого знакомства, и порою он тяготился своим одиночеством. Увы, его горделивая манера держаться и отстраненный взгляд не располагали простых городских жителей к более тесному общению, чем на то их обязывала та или иная необходимость. Сам же Принц, стесняясь сделать первый шаг и подсознательно ощущая чуждость окружавшей его среды, обходился без роскоши человеческого общения.

Единственным, кто разглядел неловкость за холодным аристократическим фасадом, был, весьма предсказуемо, торговец книгами из той самой полюбившейся лавки. С ним у Принца установилось доброжелательное взаимопонимание, которое они до поры до времени боялись вывести за пределы беспредметной беседы – оба остерегались обмануться в собеседнике и натолкнуться на прикрытое вежливостью безразличие. Лед был растоплен, когда торговец (его звали Карло) спросил-таки мнение своего важного гостя о последнем романе сэра Томаса Гудвина. Смутившись поначалу от неожиданности, Принц пробормотал было несколько одобрительных слов. Однако, осознав в полной мере свалившееся на него счастье, он вдруг красноречиво исполнил неоднократно отрепетированную им уже про себя разгромную тираду, чем вызвал восторг у торговца: мысли Карло точно совпадали с мыслями Принца (по крайней мере, те, что он разобрал в потоке витиеватых фраз). Так, найдя точку соприкосновения в порицании трудов именитого британца, торговец и клиент еще не раз с упоением возвращались к самым нелепым моментам из его романов.

Их первая беседа длилась до захода солнца и, как то часто бывает у людей, только что завязавших некое подобие дружбы, они самым счастливым образом избежали всех тем, что могли обнаружить значительное расхождение во взглядах.

Как бы дорого ни было Принцу это случайное знакомство, оно было лишь жалким подобием связи, которая всего лишь за несколько дней установилась у него с Изабеллой. Очень скоро Принц стал замечать, что Карло не всегда поспевает за его мыслью и часто соглашается лишь для того, чтобы не выглядеть глупым. Он совершенно не разделял любовь его высочества наследника к стихам о любви и считал излишне, на его взгляд, сентиментальные романы Янтарного цикла напрасной тратой времени и бумаги. С Изабеллой было гораздо проще; она не теряла серьезности за остроумием, не ограничивала свои интересы несколькими приземленными жанрами, она внимательно слушала и всегда читала между строк. Принцу отчаянно не хватало ее дружбы – едва ли не больше, чем призрачной надежды на взаимность его страсти. О чем она грезила? Вспоминала ли она о нем сейчас, или все мысли ее были поглощены скорбью по трагически погибшему брату? Как герцог Арчибальд преподнес ей роль Принца в кошмаре, который она не застала? Неужели его ведьмочка вслед за всеми считала, что кровь Доменико была на его руках? И был ли у нее выбор, могла ли она составить иное мнение, полагаясь только на свидетельства своего отца?

Дружба Карло и Принца перетекла в вялое метание между тщательно скрываемым взаимным недовольством и снисходительной симпатией. То был союз по неизбежности, которому было суждено умереть с разлукой.

Но разлука была потом. В первый вечер они распрощались полностью довольные собой. Покупателей в тот день случилось мало – все же лавка Карло была далеко не самой популярной в городе, и до закрытия так никто и не зашел. Поэтому торговец книгами был особенно рад тому факту, что Принц унес с собой несколько томиков, а кошелек его при этом заметно полегчал.

Естественно, что Принц не мог просто так ограничить свои визиты досужими разговорами и всякий раз считал себя обязанным что-нибудь купить. Иначе ему делалось совестно.

Во время одного из таких визитов Карло, заворачивая для него очередную порцию книг, спросил:

–Синьор! Я надеюсь, что мой вопрос не покажется вам бестактным, но меня всегда интересовала одна вещь: где вы служите, что вам удается выкраивать столько времени на чтение и при этом не ограничивать себя в покупках? Прошу вас! – и, положив одну руку на сердце, он сделал другою извиняющийся жест, – я совершенно не настаиваю на ответе!

Принц чрезвычайно смутился, потупил взор, и не нашелся, что сказать. Никакая ложь не шла ему в голову, а правда была слишком неловкой. Он с позором покинул лавку и потом еще долго терзал себя, пытаясь угадать, как Карло решил трактовать его реакцию.

Так Принц окончательно решил, что неплохо было бы найти работу.

С этой целью одним погожим утром он вышел из дому. Стояло позднее лето, и грустное предосеннее солнце дарило городу прощальные лучи своего тепла. Скоро отбарабанит по крышам последний летний дождь, скоро последний летний закат с присущим ему коварством подарит надежду на еще один благословенный день – и тогда, когда вы меньше всего это ожидаете, первый желтый лист, заботливо унесенный ветром из единственного в городе парка, провозгласит всему миру о приходе осени. Будут еще теплые дожди, будут еще грустные радости бабьего лета, но все это уже не будет тем прекрасным обманом, который дарит нам август. Первый лист упал, он открыл вам позабытую правду бытия, и от вашей недавней наивности осталось лишь одно сладковато-горькое воспоминание: вы теперь уже наверняка знаете – как бы ни пекло на небе солнце, отчаянно стараясь затуманить ваши трезвые думы, как бы ни шептал дождь, щедро поливающий местами пожухлую траву – вы знаете, что снег, зима и холод неизбежно войдут в свои права, и тогда вам уже ничего не останется, кроме как ждать весны и утешать себя надеждой на возобновление иллюзий.

И дай бог, чтобы вы смогли разделить эту надежду с близким – с тем, кто вместе с вами увидит летний сон сквозь ледяной узор на окне, кто сквозь метель разглядит цветущее обещание, кто поймает беглого призрака счастья в самый морозный день, когда все живое застыло. Тогда и зима обнажит перед вами свою смертную сущность,