и вы полюбите ее. Но горе тому, кто одинок зимой! Тому, кто, будучи лишен немого сочувствия лета, безутешен в одиночестве среди холодов!

Одолеваемый такими декадентскими мыслями, Принц отправился на поиски.

Что он умел делать? Он умел всего понемногу и ничего в полной мере. О государственной службе речи быть не могло – он все еще считал себя наследником трона в государстве, стоящем на пороге войны с Герцогством. Употребить свой талант во благо потенциального неприятеля было бы немыслимо. Оставались книги. Книги были первым, что пришло Принцу в голову. Он мог предложить свои услуги в книжной лавке. Разумеется, путь в услужение к Карло для него был заказан. Обнаружить перед недавним приятелем свою бедность было бы унизительно. Нужно было попробовать другие лавки, коих в Саджии было предостаточно. Но возьмут ли его? Принц был увлеченным читателем, но некоторые области литературы были для него неизведанной территорией. Он любил поэзию, он жил ради романов, но вот биографии и философские сочинения обошли его стороной. Не было ли это слишком серьезным препятствием на пути к трудоустройству? Он мог бы попробовать свои силы в библиотеке, что казалось ему даже слишком заманчивым – как сотрудник он получил бы доступ к трудам, ради которых он и сбежал из замка на горе. Но в библиотеке вся ограниченность его интересов проявилась бы троекратно. Нет, не было никаких сомнений в том, что начинать пытать счастье нужно было с лавок! Но вот с каких? Тех, что побогаче, или же тех, что попроще? Где требовались более сведущие сотрудники, а где достаточно было личного обаяния и умения поддержать беседу? Возможно, иные богачи искали лишнюю возможность покрасоваться и прослыть интеллектуалами, а другие, наоборот, были куда как более привередливыми. Угадать было невозможно.

Думая так, Принц добрел до центральной площади и застыл перед ратушей. Часы показывали десять. Не рано ли было спрашивать о работе? Может быть, стоило выждать до вечера? Принц все же заставил себя зайти в первую попавшуюся лавку, виновато пролистал несколько томиков и вышел. Он так и не смог справиться о том, надобны ли были в ней дополнительные руки.

Время до обеда стремительно таяло, и он решил убить его в парке. Ощущая себя безработным и брошенным, Принц не нашел в себе сил встречаться взглядами с дамами и уже к обеду почувствовал себя достаточно наказанным за свою утреннюю нерешительность. Он скромно отобедал и возобновил поиски с удвоенной энергией. Спустя час произвольных скитаний энергия улетучилась, и ее хватило только на то, чтобы зайти в лавку к не особенно процветающему книготорговцу возмутительно неприметной наружности и спросить, не искал ли он себе помощника. Интересуясь разумеется, в пользу отпрыска одного не слишком-то близкого приятеля. Торговец вежливо объяснил, что он и сам прекрасно справляется, и посоветовал половить удачу в заведениях побогаче. Принц со понимающим видом кивнул, и в тот день ничего больше не предпринимал.

На следующее утро он прилежно последовал приобретенной мудрости и попробовал устроиться в несколько более респектабельных магазинов. Везде он получил вежливый отказ – все они были надлежащим образом укомплектованы, и новые помощники не требовались.

Принц уступил меланхолии и несколько последующих дней почти безвылазно провел дома, читая романы и набрасывая стихи.

Он повторил свой крестовый поход и вновь вернулся ни с чем. В библиотеки он даже не сунулся – ему казалось, что все книготорговцы и библиотекари города уже знали о его бесславной кампании и узнавали его в лицо. Дело пахло позором.

Между тем неизбежное не заставило себя долго ждать – у Принца кончились деньги. Проблема, которая понемногу изводила его и бледным призраком следовала за ним по пятам, в один прекрасный день возникла перед ним в полный рост своей оглушительной ярости, с грохотом свергла его с небес на землю и вдобавок окатила отрезвляющим ледяным душем осознания полного фиаско. Он запаниковал.

Принц привык жить в достатке и ни в чем не нуждаться. Он был умен, избирательно образован и умел мечтать, но даже его опытный разум был не в силах во всей полноте вообразить надвигающуюся катастрофу. Он не прекращал думать о ней, терзал себя бесплодной тревогой и строил невозможные планы, однако же продолжал ждать неизведанную, невиданное бедствие с той же покорной обреченностью, что студенты ожидают окончание летних каникул и завершение своего пребывания под отеческим кровом. Даже во время своих безуспешных поисков он продолжал одеваться и питаться в той же манере, что и на заре своей самостоятельной жизни, утешая себя лишь теми неудобствами, что причиняли ему его неспокойные мысли и скромный статус его жилища.

Проще говоря, он ничего не предпринимал, пока не грянул наконец гром.

Оглядывая как-то вечером свои сбережения (что стало его твердой привычкой), Принц четко и бесповоротно осознал, что в лучшем случае через семь дней он останется без гроша.

Нужно было срочно действовать. Призраки обрели плоть, опасность стала реальной и уже была на пороге. Нужны были деньги.

Принц присел на кровать и отсутствующим взглядом обвел свое скромное пристанище. Он вдруг ощутил ту пронзительную ясность, которая снисходит на нас лишь в награду за часы смятения и мук. Его разум был свеж и пуст, как воздух перед грозой. Он нехотя узрел в тот миг саму жизнь, опьяняющую, волнующую, которая будто в насмешку сулит показаться познанию тех, кому не суждено больше объять ее во всей полноте – он стоял несколько поодаль от ее течения, отстраненно и безразлично наблюдая за утекающими водами.

Короче говоря, он не спешил, и чуть ли не впервые в своей недолгой жизни не спешил намеренно; он не спешил, и знал, что не спешит, возможно, в последний раз. Эти благословенные минуты последнего вечера были последним его сокровищем, и он не собирался расставаться с ним просто так. Завтра будет завтра, а сегодня остается одно – ждать, и прожить оставшиеся часы умирающего дня, вдыхая полной грудью прощальные дары свободы.

Именно в таком отчаянном положении находился Принц, когда на лестнице зазвучали шаги. Принц нашел в себе силы удивиться.

Стояла глубокая ночь. Обычно к этому часу все звуки в доме стихали, самый беспокойный из постояльцев удалялся в свои комнаты, а Хмурый Лоренцо самолично спускался в прихожую, тушил фонарь, свисающий с балки у входа, запирал входную дверь на тяжелый засов, а затем грузно и нерасторопно шествовал обратно в опочивальню, сопровождая каждый свой шаг приглушенным и значительным эхом. Нет, обутые в домашние тапки ноги дородного домовладельца так не цокают, отметил про себя