я был, так сказать, в вашей лиге, потому что у меня к этому есть сверхъестественные способности, так?

Кружка вроде бы была третьей по счёту. А может быть, уже и четвёртой? В любом случае, пиво после напряжённого концертного вечера, как обычно, шло как вода. Да ещё под такой экзистенциальный трёп…

– Нет, суть не в этом, – устало сказала женщина со стрижкой.

– А в чём же тогда? В борьбе, так сказать, добра и зла? Ну, сладкая моя, так ведь это всё давно уже устарело. Я в эти игры не игрок, я сам по себе. И вообще, доброго и злого в чистом виде на этом свете в принципе не существует.

– Ты что, всерьёз так считаешь? – с ужасом спросила его та, что была помладше.

Флинн посмотрел на неё, невольно переключаясь на привычный снисходительный тон, который он обычно использовал при общении с молоденькими журналистками:

– Ну вот даже теоретически, подумай, надо ли, например, спасать от смерти человека, про которого известно, что он после этого уничтожит весь мир?

– Добро и зло определяются поступками, а не их последствиями, Флинн, – блондинка со стрижкой откинулась на спинку дивана. – Последствия – это сила уже почти стихийная…

– Ну-у, это тоже вопрос, так сказать, философский, золотце, – протянул мужчина, отпивая ещё пива и пытаясь выудить что-нибудь подходящее случаю из числа смутных воспоминаний, оставшихся у него от недолгого посещения университета, который он бросил тридцать лет назад. – Существует же, например, ещё, э-э, эта… доктрина о всеобщей причинности…

– …кроме того, весь мир никому не под силу уничтожить в одиночку, – продолжила женщина, не дав ему договорить. – Это возможно только совместными усилиями большой толпы. Так что того человека, о котором ты спросил, надо было бы спасать даже дважды. Сначала от смерти, а потом от того, чтобы он захотел пойти под чужое покровительство и начал подстрекать к смерти других…

– Ну ладно, принято, – Флинн стукнул пустой кружкой о панель для автономных заказов на прозрачном стеклянном столике.

Столик был выполнен в виде аквариума со снующими внутри голографическими золотыми рыбками, похожими на крошечные лепестки каких-то экзотических цветов. Их мельтешение отвлекало, да и в голове уже очень прилично шумело, но в целом мужчина чувствовал себя в ударе. В конце концов, рассуждения о бренности бытия всегда были его коньком.

– А вот если в результате насилия вдруг родится ребёнок, которому суждено будет мир потом от уничтожения спасти?

– Да с какой стати это может служить оправданием насильника? Какое вообще одно имеет отношение к другому? – возмутилась длинноволосая, сцепляя ладони под подбородком.

– А такое, что всё в этом мире от-но-си-тель-но, зайка… Знаешь такую поговорку: лучше быть честным грешником, чем набожным обманщиком? Ну так и вот, – Флинн глубоко вдохнул плывущий в воздухе густой запах кальянного дыма, глядя на подсвеченную кирпичную кладку на противоположной стене. – Один и тот же человек кого-то может научить любви, а кого-то ненависти. Кого-то… скажем так, искусить, а кого-то, наоборот, удержать от падения. Причём в большинстве случаев человек, э-э… даже сам не подозревает об этом. Это всё происходит, так сказать, помимо нашей воли, потому что люди… так сказать, э-э… не в силах всем этим управлять.

– А ты всё-таки постарайся представить себе, что ты больше не человек, и поэтому ТЫ теперь в силах этим управлять, – с нажимом произнесла женщина со стрижкой. – В конечном счёте тебе ведь всё равно придётся выбирать сторону, Флинн.

– Чего это?

– Я же пыталась тебе объяснить только что: ты…

– Славная моя, – перебил её Флинн. – Я вот даже и сам не знаю, чего я с вами так запросто сюда припёрся, но, должен честно признаться, меня никто и никогда ещё раньше так креативно не клеил. Да ещё чтобы землячки…

– Да не землячки мы тебе, – уныло пробормотала младшая.

– Ну перестань ты уже кокетничать, золотце. Своя земля – земляника, так сказать… У меня бабушка родом из Южной Карелии, я хорошо знаю этот мягенький выговор. Сам так разговариваю. Лаппенранта ведь, верно? Я, между прочим, всегда считал, что в тех краях живут самые красивые девушки… Ты мне вот скажи лучше, а летать вы меня научите, зайки? А то я маленьким всегда мечтал. Может, махнём ко мне в отель, и вы побудете обе моими… э-э… инструкторами… инструкторками… как оно там сейчас правильно называется?

– Это безнадёжно, Верена, – коротковолосая покачала головой.

– Да покажи же ты ему! Он же просто не верит!

– Ну хорошо… – женщина зачем-то скрестила на груди руки.

Флинн уже открыл было рот, чтобы вставить в разговор какую-нибудь в меру развязную шуточку («А может быть, и не шуточку, – подумал он, глядя на серьёзные лица своих собеседниц. – Может быть, просто какой-нибудь галантный комплимент…») – но в следующий момент все крутящиеся на языке фразы разом вылетели у него из головы.

Бледное веснушчатое лицо женщины напротив сначала подёрнулось словно зыбким дрожащим туманом, а потом неожиданно расплылось перед глазами, словно картинка на экране телемонитора, на котором кто-то разрегулировал фокус. А на месте лица…

Флинн почувствовал, как у него болезненно перехватывает дыхание.

На месте лица появилась какая-то то ли кошачья, то ли медвежья морда – длинная, обтянутая огненно-золотой бархатистой шкурой. Потом на морде блеснули короткие острые клыки…

– Адова сатана… – помимо воли вырвалось у Флинна, и он судорожно зажмурился, тряся головой.

– Прос-сти… Мы совс-сем не хотели тебя пугать, – услышал он словно издалека странный, чуть свистящий голос.

Женщина опять смотрела ему в глаза, и лицо у неё снова было человеческим… вроде бы человеческим… только вот в коротких светлых волосах будто бы затухали крошечные огненные искры.

Кисти рук снова мучительно заныли; Флинн начал яростно растирать их пальцами, задел локтем пустую пивную кружку, и та с глухим стуком упала на покрытый цветастым персидским ковром пол.

Всё его игривое настроение словно ветром сдуло. «Это уже просто финиш, – вспыхнуло и погасло в мозгу. – Полный финиш. А ведь так хорошо всё шло…»

Когда же он снова успел так нализаться, а? В дрожжи ведь… до галлюцинаций… Отличненький вышел Хэллоуин, ничего не скажешь. Дерьмо поганое…

«Надо валить отсюда, пока ещё ноги держат, – конвульсивно подумал Флинн. – А потом сказать Фрейе, что та во всём, во всём, во всём была права…»

– Ты просто попробуй сделать это сам, – с улыбкой предложила ему длинноволосая. – Надо же, чтобы ты понял, наконец…

– Нет, вы знаете, я… мне… – мужчина встал, неловко придерживаясь рукой за перегородку ресторанной кабинки и чуть было не сорвав с неё какой-то выцветший гобелен. – Ничего у нас сегодня не выйдет, зайки… Мне надо