всем телом. Во сне ее лицо стало маленьким, она прерывисто дышала, приоткрыв рот, как будто сердилась. Я был так горд, так счастлив — чувствовал, как лежат на моем плече ее волосы, и не хотел их убирать. Я старался не обращать внимания на боль и чувствовать только свое удивительное счастье — взрывную ночь, обещавшую много других. Но не получилось. Я осторожно отлепился от Дженни, мне пришлось оставить ее спать, а самому одеться и приготовиться к самому страшному. Я предпочел бы драку с любым противником щипцам дантиста.

Дженни со стоном натянула простыню и открыла глаза.

— Убегаешь как воришка?

Я ответил, держась за щеку и едва ворочая языком. Я и говорить-то как следует не мог. Она улыбнулась. Попросила пообещать, что потом я к ней зайду, послала воздушный поцелуй и снова зарылась в подушку, на которой тут же короной разметались волосы.

У меня сердце рвалось от того, что я ухожу, и в то же время я почему-то радовался. Эта ночь была первой в моей жизни, у меня еще не появилось естественной привычки к любви, я ощущал свою неуклюжесть, мне нужно было время, чтобы насладиться своим восторгом. Правда, здорово подпорченным болью.

Вообще-то зуб терзал меня уже давно. И чего я только с ним не делал. Сначала, чтобы успокоить боль, закладывал под десну гвоздику. На какое-то время помогало, и к тому же изо рта приятно пахло. Потом гвоздика помогать перестала. Тогда я попробовал патентованный эликсир, средство против всех болезней. Мне предложил его бакалейщик, у него был солидный запас бутылочек с эликсиром, который сбыл ему какой-то бродячий торговец. Я его выпил, меня вытошнило, и на несколько часов я и правда позабыл о зубе — до того крутило кишки! Стенсон надо мной посмеивалась. Она не принимала мою зубную боль всерьез. «Больно — значит, живой», — повторяла она. Но теперь она вынесла окончательный приговор:

— Если ничего не помогает, Гарет, у меня есть решение.

Она за уголок рта оттянула щеку так, что стала видна черная дырка в ряду белоснежных зубов.

— Еще чего!

— Подумаешь! Ничего не будет видно. И потом, это, наверное, лучше, чем маяться по ночам. Как думаешь?

Я не мог не согласиться, она была права, но я боялся до дрожи в коленках и в этом признаться никак не мог.

Накануне страсть к Дженни превозмогла зубные страсти, но пробуждение было адским, так что выбора не оставалось.

Едва перебирая ногами, я поплелся во врачебный кабинет — здешний доктор лечил и людей, и лошадей, вырывал зубы и вынимал пули. По дороге встретил Шона, и он твердо решил, что пойдет вместе со мной. Так начались мои злоключения…

В общем, это история о том, как чудесная ночь моей не слишком долгой жизни сменилась очень горьким днем.

Доктора на месте не оказалось. Записка на двери оповещала: уехал принимать тяжелые роды, раньше завтрашнего дня не вернется. Я приготовился ждать, собираясь напиться до чертиков, чтобы как-то пережить экзекуцию. Но не стоило забывать, что рядом со мной друзья. К нам с Шоном присоединился Уилл и предложил: он сам вырвет мне зуб. Я замахал на него руками, и тут позади нас раздался насмешливый голос:

— Я могу вырвать твой зуб!

У нас за спиной стоял приятель Эверта, тот самый молчун, который был с нами во время нашего первого занятия стрельбой.

— Да нет, ничего, я вполне могу подождать до завтра.

— Боишься?

Прикрыв один глаз, другим он так и сверлил меня. Издевался. Но при этом совсем не шутил.

К нам подтянулись другие парни, начали интересоваться, а мои приятели-доброхоты знай подливали масла в огонь.

— Сейчас Гарету будут зуб рвать.

— Он немного беспокоится, но мы его поддержим.

Приятель Эверта жевал спичку. Зубы у него были серые и нечищеные. А когда он улыбнулся пошире, то стали видны черные дырки, как бы подтверждая его опытность в зубодерстве.

— Я уже это делал, знаешь? Кстати, меня зовут Эдвард.

Назвался и протянул мне руку. И я ее пожал, понимая в то же самое время, что своим рукопожатием как бы даю согласие на то, чтобы этот мясник с гаденькой ухмылкой полез своими грязными лапами мне в рот.

— Я вернусь, — спокойно сообщил он, как будто меня волновало, что он исчезнет.

Шон хлопнул меня по спине, Уилл посмеивался. Тоже мне друзья!

— Два бандита с большой дороги, — просипел я, но, конечно, в шутку.

Вообще-то я изо всех сил старался не потерять лицо.

Уилл сходил к бакалейщику, взял у него бутылку виски и протянул мне. Настоящий друг, тут ничего не скажешь. Желудок у меня еще не пришел в норму, но я знал, что виски хорошее обезболивающее, так что поблагодарил Уилла.

Все местные лавочники побросали торговлю, желая узнать, что происходит. У каждого на этот случай нашлось подходящее воспоминание. Парикмахер предложил одно из своих кресел, которое два парня тут же выволокли на улицу. Рыжее такое кресло, широкое и удобное. Ребята меня в него усадили и откинули назад. Эдвард пока еще не вернулся, и я лежал, пил маленькими глоточками виски и сосредоточился на воспоминаниях о Дженни, чтобы вытерпеть то, что меня ожидало. Тлела слабая надежда, что Эдвард не вернется, но это меня все равно не спасало, потому что вокруг толпилась куча народу и все были готовы принять эстафету.

— Не волнуйся, Гарет, мы тут, поддержим тебя, — не удержался и сказал мне Уилл.

Я взглянул на него очень злобно, чем здорово его насмешил.

В этом кресле у всех на виду я сильно психовал и чувствовал себя хуже некуда. Мне было плохо, и я хотел думать только о прошлой ночи, а может, и поделиться кое-чем с друзьями. А может, и нет.

Эдвард появился справа от меня, в руках у него была пара черных щипцов длиной в локоть.

— Держите его крепче, — распорядился он.

Мои помощники послушались. Веселились они заметно меньше. Эдвард забрал у меня бутылку и стал поливать виски щипцы, собираясь сунуть их в мой несчастный рот.

Хорошо, что человеческому телу ниспослано благотворное забвение. Я могу говорить, что боль была жуткой, но тело ее, к счастью, не помнит. Всплеск чувств или какое-то воспоминание могут погрузить меня в давно пережитое состояние, сердце забьется сильнее безо всяких на то причин, а вот боль забывается сразу, как только проходит. Мне было очень больно, врать не буду, но все внимание я сосредоточил на том, чтобы не заорать, чтобы не утратить мужества среди толпы насмешников и зубоскалов. Шон и Уилл смотрели