тоже хочется защитника, и, желательно, одного, а не толпу в общем доме. Всё, Ча-ари, тихо. Лучше тоже иди сюда… – настойчиво целует меня в губы, прижимая к себе.

Внутри обрывается все, трепеща. Если, что еще и хотела спросить, забыла.

11. Гер

Земляночка вытянулась на шкурах, прикрыв глаза. Нежась. Ленивая, влажная, с покрытой испариной золотистой в свете очага кожей. Гер нахмурился и сжал челюсти, натягивая футболку, но все равно не смог заставить себя отвести от нее жадный взгляд. Пожирал глазами каждый изгиб, каждую впадинку. Внутри недовольно заурчал зверь – не хотел уходить от самки. Противился.

Ее запах будоражил, привязывал к себе так, что и шаг физически в сторону было не сделать. Самого Гера это злило неимоверно – ранее он всегда был в ладах со своим волком. Прекрасно контролировал его, умел делать разумным…

Но этот постоянный голод по женщинам на Арае…

Он накладывал свой отпечаток. Дорвешься и не так-то легко отпустить и ту, которая и не очень волку твоему подходит. А тут же…

Зверь буквально внутри с ума сходил, за пару метров учуяв земляночку. Выл, заставляя сблизиться, взять, ни о чем не думать.

Как хорошо им с Диной было в хижине. Вдвоем. Жаль, что не вышло бы там остаться.

Жаль, что уже через несколько лун стая ее убьет по законам Араи, навязанным Конфедерацией. Черная давящая тень будто висела на Гером теперь все время, не давая свободно дышать, есть, спать. Горький привкус неизбежного на языке портил сладкий вкус своей самки. Тупая, глухая боль саднила в груди, заставляя подвывать заранее горюющего по паре волка.

Только что Гер мог сделать? Ничего. Отправить ее в огонь? Помочь добраться? Но его-то пламя не пропустит, он сгорит в нем. А не прыгнешь за ней, так свои разорвут в наказание, что помог сбежать. Да и волк эгоистично рычал на такой вариант. Как это он отпустит самку, сам погибнув? А ее, живую, потом кто-то другой будет брать?!

Не-е-ет…

Если Гер, как человек, допускал это, то зверь в нем готов был убить за одну мысль о другом.

Спрятать на Арае самку тоже не выйдет. Найдут. И опять же убьют обоих. Убежать по-другому с планеты никак. Корабли не садились на Араи, все скидывали с воздуха, девушек же вообще отправляли через телепорт. Последний раз десант Конфедерации высаживался здесь, говорят, лет пятьдесят назад, для зачистки одной взбунтовавшейся стаи. Но потерпел большие потери, и в следующий раз вместо армии на бунтовщиков просто распылили химикаты, превратив несколько гектаров леса в одно сплошное кладбище. Волки после такого надолго притихли и не высовывались. Одно дело умереть в пусть и неравном бою, успев порвать парочку противников, другое – бесславно блюя и испражняясь кровью. Вервульфы к такому готовы не были, и это надолго сломило и без того мрачную, суровую Араю.

Но все забывается. Тот случай оставил лишь смутный позорный страх и полное ощущение неизбежности. Нет выхода отсюда. Его просто нет и не стоит даже пытаться. Смирение – это всепоглощающее чувство наверно и было настоящим наказанием на Арае. Волку -альфе, а таких здесь было большинство, так как на Араю не отправляли обычный сброд, только великородных, было очень тяжело именно это принять. То, что надо смириться. Ломало, корежило психику и мечущегося зверя внутри. Но в конце концов каждый волк приходил к этому. Тускнел, успокаивался, принимал Араю как есть, навсегда сливаясь с ней.

Гер тоже. Он был уверен, что время бунта для него прошло, что он смирился со своей судьбой, но…

Но, Великий, как не хотелось терять Дину!

Покосился на нежащуюся у его ног землянку. Разомлевшая после случки самочка потянулась, слабо ему улыбнувшись, и, будто вспомнив что-то, с запозданием прикрыла свою наготу одной из шкур.

– Уже уходишь? – с таким искренним сожалением спросила, что Гер на это усмехнулся. Кивнул, застегивая штаны.

– Буди мальчишку, говори, чтобы опять бежал за едой.

– Ты же еще придешь? – прикусила губу Дина, садясь на настиле и придерживая шкуру на нежной девичьей груди.

Взгляд Гера прикипел к ее пальчикам, сминающим мех. Зверь внутри хрипло рыкнул, требуя заставить девушку убрать руку, открыться для него. Его самка, он хочет видеть…Гер отвернулся, раздражаясь.

– Быстрей давай, мне уходить пора, – буркнул тихо на Дину.

Та непонимающе хлопнула ресницами, обиженно поджала зацелованные припухшие губы, но вслух не сказала ничего. Встала и пошла к окну. Эта ее разумная покорность и умение не нагнетать и манила, и раздражала Гера. Раздражала тем, что он предпочел бы, чтобы ему как человеку она не нравилась. Было бы проще, если бы земляночка глупой и вздорной была.

А так ему и придраться не к чему…

Гер непроизвольно скрипнул зубами, слушая, как ласково и напевно она говорит с мальчишкой – сторожем. Зверь внутри недовольно фыркнул, соглашаясь с человеком, что надо бы ее поругать за излишнюю любезность с другим. Но Гер, конечно, не стал. Глупо…

Когда паренек убежал по поручению Дины, волк хотел было просто выскользнуть за дверь, но…

Не сдержался, все-таки притянул самочку к себе, жадно целуя в мягкие подставленные губы. Ее вкус как отрава: терпкий, сладкий, переворачивающий все внутри. Гер вжал Дину в стену, сам не до конца осознавая, что делает. Залез рукой под шкуру, в которую землянка обернулась, дотронулся до горячей, сочащийся скользкой влагой промежности. Нос защекотал пряный запах ее готовности для него. Голова закружилась, пульс опять бешено зачастил, рваными толчками разгоняя кровь. Раньше Дина такой не была, побаивалась его, особенно вначале, не сразу расслаблялась. С этой меткой же…

Гер рыкнул зло и отпустил девушку. Отступая, поймал на себе ее пьяный, полный желания взгляд.

– А как твое полное, настоящее имя? – вдруг спросила та.

Поколебался. Семь лет уже, как оно умерло вместе с его прошлым. И не надо ворошить. Но что-то заставило все-таки ответить.

– Герберт.

И выскользнул за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

Остановился, приходя в себя после нее. Втянул носом бодрящий ночной воздух, пропитанный хвоей и костром, и медленно побрел к главной поляне. Зверь царапал ребра изнутри. Зло, жалобно скулил: "Назад-назад-назад! Нам туда не надо! Зачем нам этот пьяный уже, волчий сброд. Пошли лучше к самочке нашей. Такая вкусная, мягкая, мокрая…Наша".

У Гера уже голова кругом шла от этого яростного спора с внутренним зверем. Было ощущение, что он сходит с ума, расщепляясь.

И зачем только укусил землянку?

И раньше было тяжело, но не так. Теперь