Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я долго собиралась с духом, чтобы сделать это – утаить часть зарплаты от мамы. Я боялась многого: что она найдет мой тайник, что бабушке расскажет Лида, что она сама придет в отдел кадров, чтобы уточнить, почему дочери платят так мало. Но давняя обида победила.
Только получив зарплату, я забрала из неё сто рублей и, свернув, спрятала во внутреннем кармане старой куртки. Сейчас там лежало уже двести рублей – бешеные деньги, которые я, однако, не могла потратить, боясь, что мама спросит, откуда у меня обновки. А она обязательно спросит.
Неделя у бабушки пролетела так быстро, что я глазом моргнуть не успела. Ванька и Наташка, прикатившие на велосипедах провожать меня, тоже грустили. А бабушка, смахнув слезу с щеки, улыбнулась и обняла меня. Я же шла на остановку, будто автобус оттуда повезет меня не домой, а на каторгу. Впрочем, так оно и было.
Я зашла в подъезд, поднялась на четвертый этаж и нажала на кнопку звонка, несмотря на то, что у меня был ключ. Не хотела повторять прошлых ошибок, когда сразу вошла в квартиру и увидела, что мама трахается с отчимом, забыв о том, что я должна вернуться от бабушки. Тогда мама снова отлупила меня ремнем, пока дядя Игорь гадко смеялся на кухне, заправляя майку в штаны. В этот раз я лишь мысленно поблагодарила собственную внимательность, когда растрепанная мама в халате открыла дверь.
– Хули ты тут делаешь? – оторопело спросила она, заставив меня удивиться. – Чего от бабки сбежала?
– Так неделя кончилась, – тихо ответила я, переминаясь с ноги на ногу. Мама задумалась, потом ругнулась под нос и посторонилась, пропуская меня в квартиру. Войдя в гостиную, я увидела краем глаза, как дядя Игорь на кухне, чертыхаясь, пытается влезть в одну штанину двумя ногами.
– В следующий раз звони, как домой соберешься, – зевнула мама и, хрустнув шеей, пошла на кухню к отчиму. Я кивнула и, вздохнув, оглядела квартиру, которую, естественно, никто не убирал во время моего отсутствия.
Разобрав рюкзак и переодевшись в домашнее, я закатала рукава и приступила к уборке. Сначала сняла с кровати грязное белье. Оно и правда было грязным: желтые пятна от пота и масла, крошки и куски засохшей курицы. Белье воняла так сильно, что аж глаза заслезились, а к горлу подкатила тошнота. Мама, увидев, что я тащу белье в ванную и морщусь, скривилась и сказала:
– Ой, поглядите. Помощница, блядь. Несет, а сама рожу воротит.
Я промолчала в ответ. Закинула белье в глубокий пластиковый таз, добавила холодной воды и белизны, а потом, набрав горячей в ведро, сунула туда половую тряпку.
Убираться мне пришлось три часа. Под кроватью тоже нашелся мусор: пустая пачка из-под сигарет, два окурка, кусочек мяса и засохший презерватив, который я аккуратно подцепила ногтями и поспешила закатать в туалетную бумагу. Это меня давно не удивляло. Возвращаясь от бабушки, я всегда заставала одну и ту же картину. Растрепанная мама, помятый отчим и грязная квартира, которую мне предстояло убирать. Мама в этот момент демонстративно охала, хваталась за сердце и потягивала кофе, пока я наводила порядки.
Закончив с уборкой, я вышла на балкон, чуть подышала свежим воздухом, пока проветривается квартира и, вздохнув, снова нырнула в привычную бытовуху, выслушав знакомое пожелание «не кривить ебало», пока мою посуду. Радовало только одно. Братья вернутся домой через неделю, а значит можно не опасаться, что Матвей ворвется в туалет, когда ты ссышь, или перекрестит тебя пластмассовой лопаткой Андрея по спине. У Катьки и других моих одноклассников продолжались каникулы, они гоняли на речку, гуляли и ходили на дискотеки у старого дома культуры вниз по улице. А я вкалывала весь день на мясокомбинате, а потом вечером выполняла домашние обязанности. И, добравшись до кровати, падала без сил и моментально засыпала. Снов не было. Была только одна чернильная тьма. Холодная и пустая.
В конце августа мама нашла мой тайник. Не тот, где я прятала дневник и кассеты, а старую куртку, где лежали мои накопления – четыреста рублей.
Получив зарплату, я, как обычно, взяла оттуда сотку и, свернув её, положила в задний карман джинсов, чтобы потом убрать в тайник. Приехала домой, отдала маме деньги, а потом, зная, что она тоже пойдет прятать их в шкаф, отправилась в коридор. И только я сняла старую куртку и сунула руку в карман, чтобы убрать сто рублей в нычку, как позади раздался мамин тихий голос. От этого тона у меня всегда стыла кровь в жилах, а сейчас меня бросило в жар. От стыда.
– Что ты делаешь? – спросила она, подходя ближе и беря мою куртку. Я промолчала, и мама покраснела. Она поджала губы, скрежетнула зубами, а потом резко похлопала ладонью по карманам. И замерла, когда нащупала деньги.
– Мам, я… – я не успела договорить, потому что мама, развернувшись, влепила мне пощечину. Затем, пока я пыталась прийти в себя, вытащила деньги и бросила куртку на пол.
– Игорь! – крикнула она. – Иди сюда!
– Чего? – недовольно проворчал с кухни отчим. Он зашел в коридор и удивленно уставился на деньги, которые мама держала в руке. – Чо это?
– А это наша доча спрятала, – с ненавистью обронила мама. – В норку, блядь.
– Чо? – нахмурился дядя Игорь.
– Крыса наша доча, вот что, – пояснила мама, махнув рукой. – Пока мы последний хуй без соли доедаем, бегаем по соседям, она деньги крысит, шалава.
– Но ты же говорила, что это и мои деньги… – я снова не договорила, потому что мама рявкнула и влепила мне еще одну пощечину. Губа лопнула, наполнив рот кровью.
– Твое, что ты высрешь, блядина! Откуда деньги? – спросила она, пока я пыталась вытереть кровь. Я не ответила, и мама схватила меня за шею, впившись ногтями в кожу. – Деньги откуда, спрашиваю.
– На выходных выходила несколько раз, – жалобно протянула я, утаив, что мне повысили зарплату.
– Вот оно что, – хмыкнула