Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так или иначе, – Эйдан сказал со странной интонацией вголосе, – он, скорее всего, подмешал что-то в питье, а не в еду. Это гораздоболее эффективно, допустимо и лучше маскирует всю горечь.
– Как-будто ты знаешь, – буквально прорычала емуАлександрия. – Не смей настраивать Джошуа против Томаса Ивена. Я собираюсьработать на него в скором времени.
– Генри сказал, Томас Ивен всегда делает то, что емухочется. Кроме того, он неразборчив в средствах, и, что вероятнее всего, он оттебя попробует получить еще кое-что помимо твоих рисунков. – Чистосердечносказал Джошуа. Перед глазами у Александрии промелькнуло тело Генри и нахлынулогоре, охватив ее. Сразу же она почувствовала Эйдана в своем сознании. Он утешалее, его мягкая речь на древнем языке, помогала успокоиться, позволяла вернутьсяк Джошуа.
– Генри иногда говорил вещи, которые не всегда были правдой.– Поправилась она. – Он любил фантазировать.
– Я так не думаю. – Сказал Эйдан. – Генри был мудрымчеловеком. Я думаю, что Томас Ивен заинтересован не только в твоих рисунках. Онбыл слишком настойчив и агрессивен, когда требовал встречи с тобой. Сомневаюсь,что это поведение потенциального работодателя.
Джошуа кивнул, полностью соглашаясь с ним, и посмотрел наЭйдана, будто тот был самым умным человеком на свете.
Александрия пнула голень Эйдана. Она не смогла пересилитьсебя.
– Перестань говорить всякую чушь! Я никак не могунейтрализовать то влияние, которое ты оказываешь на Джошуа. Джош, Эйдан простошутит. Ведь правда, Эйдан, ты действительно хорошо относишься к мистеру Ивену?– Она побуждала его ответить, предостерегая взглядом.
Была небольшая пауза, как-будто Эйдан всерьез обдумывал своемнение об Ивене.
– Я бы был рад тебе помочь, cara. Но правда состоит в том,что я полностью согласен с Джошуа и Генри. Я думаю, Томас Ивен плохой человек.
Джошуа попытался отдышаться.
– Видишь ли, Алекс, женщины обычно не сразу видят, чтомужчины желают что-то еще.
– Где ты это слышал? – Александрия сверкнула гневнымвзглядом на Эйдана.
– От Генри, – немедленно ответил Джошуа. – Он говорил, чтобольшинство мужчин плохие и хотят только одного. А Томас Ивен – наихудшийвариант из всех.
– Генри слишком много говорил… – со вздохом сказалаАлександрия.
Эйдан подтолкнул ее, подняв свои брови в ожидании.
Она наклонила голову, специально игнорируя его.
– Мы оба любили Генри, Джошуа, но он любил высказыватьстранные мнения о некоторых вещах.
Эйдан снова подтолкнул ее.
– Что? – Это прозвучало слишком резко, и она придала своемулицу самое невинное выражение.
– Типичный пример того, как могут заблуждаться женщины,Джошуа. Твоя сестра практически обвинила меня в том, будто я напичкал тебявсякими странными идеями, а теперь делает вид, что ничего и не было. – Эйданнаклонился, поднял Джошуа и направился к выходу из комнаты.
– Нет! – Александрия последовала за ними. Когда они вошли визящную столовую, ее рот приоткрылся в изумлении.
У Эйдана появилось дикое желание поцеловать ее, а послепосмотреть на ее лицо.
– Ты не думаешь, что она должна извиниться за своипреждевременные выводы, Джошуа?
– Только в твоих мечтах, – сказала она. – Ты ведь тоже неневинная овечка, как пытаешься меня уверить.
Джошуа потянулся и коснулся синяка на подбородке сестры. Онобратил свой взгляд в золотые глаза Эйдана.
– А что случилось с лицом Алекс? – В его голосе послышалосьлегкое подозрение, казалось, его начинают мучить некоторые сомнения.
– Эйдан? – голос Алекс дрогнул, и в нем послышалось опасение.
Эйдан пристально посмотрел в глаза Джошуа. Его голосизменился и стал подобен чистому ручью, с легкостью проникая в сознаниеребенка.
– Ты ведь помнишь, как Александрия упала из-за слабости отболезни, Джошуа? Ты не забыл это? Она порвала свой красивый костюм, упав надороге. Ты был очень напуган, пока я не приехал и не посадил ее в большойчерный автомобиль, а позже привез сюда, в наш дом.
Джошуа кивнул, соглашаясь, и сомнения во взгляде ушли так жебыстро, как и появились. Благодарная Александрия протянула руки к мальчику.
Но Эйдан покачал головой.
– Сначала мы пройдем в гостиную и присядем, а уж потом тывозьмешь его на руки, piccola. Ты еще слишком слаба.
Его голос был мягок, но она понимала, что это был приказ.Железо, обернутое в бархат. Было ясно, кто здесь хозяин. Она постаралась незлится и молча последовала за ним вниз по широкому коридору. Временами онаспотыкалась, потому что не смотрела на дорогу, а благоговейно осматривала всевокруг. Она никогда не была в таком красивом доме. Деревянная резьба, мраморныеполя, высокие потолки, живопись и скульптуры были просто великолепны. Вазадинастии Мин стояла на изящном антикварном столике из красного дерева рядом скаменным камином. Эйдану пришлось поймать ее за руку дважды, чтобы она неврезалась в стену.
– Так привычно видеть то, как ты осматриваешься, cara mia, –нежно сказал он. – Словно ты никогда раньше не была здесь. – Добавил он слукавой улыбкой.
Она скорчила ему рожицу.
– Ты не думаешь, что здесь слишком много всего? А что еслиДжошуа разыграется и разобьет вазу династии Мин? Я все более уверяюсь, что мысделали большую ошибку, приехав к тебе. Некоторые из этих вещей простобесценны. – В эту игру могут играть и двое.
– Я думаю, что мы уже обсудили это, – спокойно сказал он,направляя ее в гостиную. – И договорились, что если Джошуа что-нибудь разобьет,то не будемсильно расстраиваться. – Его глаза предупредили, что будет, если онарискнет на продолжение.
– Эйдан, это действительно ваза династии Мин? – Уничтожениетакого сокровища приводило Александрию в ужас, и она уже подумывала схватитьДжошуа и убежать из дома.
Эйдан наклонился таким образом, что его теплое дыханиешевелило волосы за ее ухом.
– У меня были столетия, чтобы все это собрать. Потеря этого,возможно, дала бы мне стимул, чтобы покровительствовать современным художникам.
– Это кощунство. Даже не думай об этом.
– Александрия, это твой дом. Это дом Джошуа. Нет ничегоболее важного, чем вы. – Золотые глаза заблестели, когда его пристальный взглядскользнул вниз по ее телу.
– Сейчас же сядь, пока не упала.
Она подняла руку и откинула непослушные волосы, упавшие налоб.
– Ты не пробовал разговаривать не как сержант на учениях?Меня это бесит.
Он не выглядел раскаявшимся.